Вавилонская табличка была одним из экспонатов, выставленных в витринах вестибюля библиотеки, в экспозиции под названием «Чтение и письмо через века». Этим занималась Полли Рикси. Вы, должно быть, видели ее в библиотеке, мистер Витервокс. Та самая блондинка с копной волос на макушке.

Местору она очень нравилась, и он давал ей это понять. Нет, ничего такого – он к ней клиньев не подбивал, он был настоящим старым джентльменом. Но он всегда искал возможностей с ней поговорить, а когда она поднималась по решетчатой железной лестнице в книгохранилище – он чаще всего оказывался где-то у подножия лестницы, пытаясь посмотреть на ее ножки. Многих девочек это раздражало – когда другие видели, что он там стоит, они обыкновенно шли в книгохранилище другой дорогой, но не Полли. Она, казалось, принимала это как комплимент.

Она, что называется, любила подразнить. Не ради денег и всегда в рамках приличий. Но ей хотелось производить совсем другое впечатление. Я помню, как она рассказывала нескольким другим девочкам, как вести себя на свидании с пожилым мужчиной – она не знала, что я ее слышу. Она сказала: «Вы улыбаетесь ему, слушаете все, что он говорит, и никогда не прерываете, а если он положит вам руку на колено, просто продолжайте есть. Вот увидите – он снова вас пригласит». Некоторые девочки находили в этом немалое удовольствие – заставить пожилого мужчину плясать под их дудку, особенно если он занимает высокую должность. И дело тут вовсе не в ножках… Полли заигрывала со старым Местором именно так. Она добилась успеха…

Ну, в общем, вернемся к табличке. В этот день я отправился позавтракать вместе с Местором, а когда мы шли по вестибюлю, то увидели Полли Рикси, готовившую выставку о чтении и письме. Конечно, Местор остановился, чтобы побеседовать. Он посмотрел на табличку. «Моя дорогая, – сказал он, – знаете ли вы, что обманываете посетителей? На вашей этикетке сказано, что это гимн солнцу, но на самом деле – ничего подобного. Это – легенда о детстве Саргона Великого. Вот…»

Он взял экспонат и начал читать: «Я – Шаррукин, могучий правитель, повелитель Агады! Низкого рода была моя мать…» Я позабыл, что там было дальше, но он прочитал все, как будто табличка была написана на английском. Как всегда, Местор оказался совершенно прав. Когда Полли отнесла табличку в университет профессору Олмстиду, который делал перевод, то ученый сказал, что не знает, как могла произойти такая нелепая ошибка. Вероятно, дело в том, что на столе у него тогда лежал совсем другой текст.

Полли в тот вечер отправилась с Местором в ресторан и даже, полагаю, позволила ему положить руку ей на колено. На следующий день я встретил ее в книгохранилище; она захихикала и сказала: «Ты знаешь, что выяснилось? Я его спросила, как он сумел прочитать эту вавилонскую табличку, и он ответил, что провел два года в археологической экспедиции в Месопотамии. Нам нужно во всем разобраться».

«Давай разберемся», – сказал я. Так мы и сделали. Мы не только пересчитали все места, где он бывал, и годы, которые, по его словам, он там провел. Мы опросили всех коллег и собрали у них сведения о рассказах Местора. Я думаю, что у меня по-прежнему хранится общий список.

(Китинг порылся в кармане и вытащил помятый листок бумаги, который тут же передал Бреннеру. Там оказалось нечто вроде таблицы.

Охота на китов в Гренландии – 3 года

Жизнь среди тлингитов – 1,5 года

Учеба в Вене – 9 месяцев (?)

В Аргентине – 1 год.

Выводились промежуточные результаты, в конце списка стоял окончательный итог: «В общей сложности 228 лет, 7 месяцев».)

Вот поэтому мы и назвали его Мафусаилом Местором (продолжал Китинг). Вы можете сказать, что он просто забавный старый выдумщик, я и сам тоже так подумал. К этому выводу пришли мы вместе с Полли. Но были в этом списке две странные вещи, которые произвели на меня впечатление несколько позже. Во-первых, никак нельзя было проверить все эти путешествия Местора. Он не говорил, на каком корабле плавал в Гренландию, например, а когда я пытался спрашивать его о подобных вещах, он сразу заговаривал о чем-то другом. Нельзя же слишком грубо давить на человека, с которым вы вместе выпиваете, просто ради того, чтобы выставить его лжецом.

О второй вещи я уже упомянул. Информация, связанная с описаниями этих воображаемых путешествий, была всегда точна. Не думаю, что кто-нибудь сумел бы уличить его во лжи.

(Бреннер кашлянул: «Мистер Коэн, я выпью еще, и мистер Китинг тоже. Вы собираетесь мне сказать, что он утверждал, будто посетил Атлантиду? Или у него были о ней какие-то сведения?»)

Нет (сказал Китинг), вовсе нет. Спасибо за выпивку. Я сначала хотел рассказать вам о том, что случилось однажды вечером, когда мы сидели здесь. Мистер Коэн, наверное, об этом помнит. Мы с Местором выпили, возможно, по три или четыре порции. Когда мы выходили, он мне о чем-то рассказывал, глядя на меня, а не на дорогу. И он не заметил грузовика, который резко вывернул из-за поворота. Я схватил Местора за руку и вытащил его на тротуар как раз вовремя. Когда мы вернулись в бар Гавагана, чтобы слегка подлечить нервы, он мне сказал: «Роджер, кажется, вы спасли мою не слишком ценную жизнь, и я хочу, чтобы вы знали – меня нельзя назвать неблагодарным».

Что можно ответить в подобном случае? Я был так смущен, что хотел сквозь землю провалиться, совсем как мальчишка, и он, должно быть, это понял, потому что сменил тему. Но на следующий день, когда я сидел в закусочной у нас в башне, собираясь съесть на десерт яблоко, появился старый Местор; брови у него непрерывно двигались. Он сказал: «Роджер, вы могли бы уделить мне несколько минут? Я хотел вам кое-что показать».

Я зашагал за ним, прихватив свое яблоко. Он спустился прямиком в подвал, прошел в дальнюю часть помещения, где хранили газеты, не попадавшие в каталог, и еще какие-то материалы. Он некоторое время рылся в этой дикой груде бумаги и наконец вытащил что-то с самой дальней полки. Это напоминало один из тех свитков, на которых записаны древние тексты, материал был намотан на деревянный валик. Но сам материал… в общем, это была не бумага.

Старый Местор положил таинственный предмет на газеты, сваленные грудой на столе. «Знание может быть очень полезной вещью, – сказал он, – и я хотел бы выразить свою благодарность за вашу доброту вчера вечером. Это – Apodict».

Я никогда не слышал ни о каком Apodict, и когда он начал разворачивать манускрипт, я не узнал букв, хотя они немного напоминали греческие. Больше всего меня заинтересовали иллюстрации. Картинки были разделены рамками, как в комиксах. На это обратил мое внимание и Местор. «Считается, что газетные комиксы, – произнес он, – начались с Желтого малыша Уколта, в середине столетия. Но они появились намного раньше. Кроме того, они служили определенной цели. Взгляните на эту серию».

Картинки располагались на свитке сверху вниз, и фигурки, изображенные здесь, ничем не напоминали греков. На самом деле они были похожи на условные фигурки, которые встречаются в ацтекском письме. И головные уборы у этих людей походили на ацтекские; все изображенные персонажи совершали некие телодвижения.