в норе. На них падали горячие уголья, у них загоралась сухая кора на кровлях домов и амбаров, порой головешка попадала прямо на человеческую голову, и волосы дымились и тлели на живой голове, как будто на высохшей кочке.

— Нет, не удержимся, — мрачно сказал Чемпан.

Он был в парадном мундире с медалями, опоясанный широким чеканным серебряным поясом, в руке у него вместо оружия была булава старого казачьего полка, которую некогда принес в Якутию отряд казаков-завоевателей. Булава досталась прадеду Чемпана за те же «прекрасные услуги» — измену соплеменникам, о которой говорила казенная надпись на дарованном штуцере.

— Идем, — крикнул Чемпан, — пока не испеклись, как чиры на рожнах у костра! Вместе держитесь. Нипочем не отступайте. Мы еще пробьемся через этот огонь на свободу.

Ворота заскрипели. Мужчины и женщины двинулись решительно вперед с ружьями, саблями и копьями в руках. Осаждавшие встретили их залпами, но огонь не давал подойти. И стрельба на большом расстоянии не причинила особого вреда отступавшим.

Огонь был враг более непримиримый. Но они неутомимо и бесстрашно наступали на красную стену, рубили топорами и валили горящие деревья налево и направо, лезли в огонь, как будто саламандры, и проходили сквозь него невредимо, слегка опалив волосы, одежду и ноши. Впрочем, нош у них было мало, все свое богатство они оставили сзади, в покинутой крепости.

Два часа продолжалась эта невероятная, почти баснословная борьба отступающего отряда с пылающей жгучей стихией. В конце концов отступавшие пробились, оставив сзади десятка полтора человек, сгоревших или задохнувшихся, отуманенных дымом. Их никто не считал, о них никто не думал.

Стихия огня как будто признала окончание дела. Дым и туман сгустились в угрюмую тучу, упали первые крупные капли дождя, через несколько минут хлынула с неба другая стихия, которая была сильнее пылавшего огня.

Горевшие деревья задымились уже не от дыма, а от пара. Туман собирался в завитые клочья, как будто пушистые волосы. Уже через час огонь был залит по всей линии, лесные костры дотлевали последним белым паром, и над общей картиной разрушения выглянуло холодное желтое солнце.

Осаждавшие сидели в раскидном топольнике и ничуть не пострадали даже от дождя. Они не преследовали отступавших, и белый отряд успел отойти далеко. Осаждавшие вошли в завоеванную крепость, она досталась им без всякого кровопролития. Она была полна богатством, во всех юртах лежали кожаные сумы, набитые соболями и падевыми белками, связки лисьих, волчьих и рысьих шкур; охапки нарядной одежды, замшевые куртки, подбитые волчьими лапами, высокие сары, сапоги из конины, с мягкими подошвами, с щегольскими отворотами из черного плиса, вышитого и выстроченного разноцветными шелками.

Они стали грузить это богатство на вьючных лошадей, чтобы скорее увезти его в свою бунтовскую столицу. Это был капитал революции, завоеванная казна, и не надо было подвергать ее опасности разграбления и дележки на мелкие части.

О белом отряде никто особенно не думал. Белых вышибли из их укрепленного гнезда, в дальнейшем им некуда деться, рассеются, развеются, станут выходить к людям, и люди всех перебьют, как бешеных волков или старых облезлых собак.

Об отступавших никто не думал. Но сами о себе отступавшие подумали. В ту же ночь, вместо того чтобы уходить подальше в тайгу, они повернули назад, напали на собственное стадо, отбитое отрядом бедноты, перебили пастухов и сторожей, забрали верховых и вьючных лошадей и даже успели отбить несколько вьюков, набитых драгоценными мехами, одеждой и товарами.

Итак, они снова стали конным отрядом, с ружьями и луками, с русским товаром и ценной пушниной для покупки пропитания в тайге.

Впрочем, ружья и луки давали возможность в случае нужды добывать пропитание без всякой покупки.

Белоякутский отряд после набега сделал сразу тридцать верст на чужих лошадях. Наехал в тайге на небольшой поселок, взял его приступом, с налета, вырезал мужчин всех поголовно под самый корешок, женщин и девушек заставил варить и готовить постели, а утром, насытившись мясом зарезанных быков и телом обесчещенных девушек, убивать их не стал и двинулся дальше на север и в ближайшую ночь доехал до другого таежного поселка и сделал то же.

Они ехали самой окраиной якутской земли, от поселка к поселку на двадцать и тридцать верст, ночлеги свои обозначали грабежами и пожарами, забирали скот, увозили имущество и скакали на север. Вслед за ними поднималось поголовное, сплошное ополчение, вдогонку скакали отряды мстителей сотнями и даже тысячами, но они были неуловимы, они уходили вперед, и погоня заставала только новые трупы, обгоревшие юрты, раненых старух и обесчещенных женщин.

Так продолжалось три дня, потом пять, потом десять. Белые якуты шли на север, редела, снижаясь, тайга, малолюднее и реже становились людские поселки, начиналась лесотундра, потом обнажилась широкая, ровная, мшистая, мерзлая степь, вековая заполярная, приморская тундра.

Здесь жечь было нечего, убивать было некого. На тундре были волки да кочевники-чукчи со своими полудикими стадами, которые были малоуловимы для южных таежных якутов.

Белоякутский отряд в тундру пробираться не стал. Он повернул на запад и прошел почти по самому Полярному кругу, укрываясь в последних перелесках от налетавшего ветра и холода.

С тех пор следы его теряются. Якутская революция развивалась своим чередом. Восставшая беднота скоро забыла о бежавшем отряде богачей. Но этот отряд не исчез. Он добрался до Лены, потом перешел через Лену, добрался до Хатанги и ушел далеко на Таймыр, в места совершенно неизвестные, никогда не посещаемые русскими, где он нашел обильную охоту и рыбную ловлю, речную и морскую.

С тех пор отряд этот обитает на тундре, спускается к югу и обратно поднимается на север. Каждый приход его обозначается грабежами и пожарами, восстаниями кулаков и шаманов, злой подпольной агитацией.

Они приходят малыми группами: десяток-полтора. Сожгут кооператив, разграбят все товары, вырежут русских работников тузрика или сельсовета, не пощадят ни женщин, ни детей и тотчас же убегают обратно на оленях бывшего старосты или другого тундренного богача. Вслед за ними укочевывают на далекий неведомый Север остатки еще не раскулаченных полярных феодалов вместе со своими стадами. Поймать отряд до сих пор не удалось. Обозленные жители пускались в погоню на оленях и собаках. Северные стражи летали даже на аэропланах, но в тундре отряд как иголка.

И так безнаказанно этот кровавый отряд до сих пор скрывается в неизвестных пространствах далекого Севера. Жители называют его довольно метко: «с того света люди». Они имеют в виду «тот свет» легендарный, но на деле это «тот свет» социальный, бывший общественный ад, который для нового поколения сделался и вправду почти легендарным.

Так этот