отдала?! С гостя слетела вся импозантность, под легкой небритостью проступила краснота, кулаки сжимались и разжимались. Прям, как хочет встать и ударить. Нервно: какой Федор? Да Сеть его знает, собутыльник, одноклассник, коллега бывший, я же вижу — знал он Пашу, а раз знал, то ничего плохого и не подумала, поговорили, помянули. Ты еще и бухаешь с не пойми кем! Вся в муженька! Так проорал гость. Я ему: пошел вон! Он тогда утихомирился, говорит эти документы по шээска очень важные, эти документы он дал Пашке на хранение, а теперь хотел забрать, но ты их бездарно просохатила. Простите, вы их потеряли. Это были конкуренты. А я говорю, какие ж у Госпрома конкуренты? Он тогда засмеялся. Извинился, типа день был нервный, повод- грустный, Павла — жалко, где ваш кошелек? Вон, под выключателем. Он рукой по терминалу, и сообщение пришло на телефон: перевод на сумму такую. Хорошая сумма, извинения приняты. А давайте, говорит, поищем Федора в Сети. Я говорю: кому надо, пусть и ищет, открыла в памяти звонок, ссылки, адреса — пустышка. Нет такого канала, нет пяти миллионов подписчиков. Да и Федора, по ходу, никакого нет. Лжец и мошенник. Все это было для той картонной папки. Да и этот — такой же. Поэтому, когда нарисовался Александр Шэлтер — сразу мелькнуло: третий. Еще один охотник до Шоу-строя.

— А второго как звали? — спросил я, уже догадываясь об ответе.

— Я не сказала? Ермес Олимбаев.

— Ермес… — повторил я.

Голос Вжика: «Ермес меня отформатировал… медаль за храбрость мне вручили… отправил на встречу в честь пятого сентября… наши вошли в Чедру, друг друга постреляли». Паша, Паша, ты сознался, факап всего Госпрома. Там было еще нечто такое…

— Мы уже в разводе были, — говорила Анна. — Нас расселили, но личные вещи разделить полностью не успели. Мне кое-что надо было в его квартире, там я встретила этого Ермеса. Видный мужчина. А потом, когда уже мы с Пашей более-менее наладились, он рассказал, что Ермес в Госпромоушене не последняя должность, что помог с работой.

— Браслет! — закричал я. — У Вжика был браслет!

— Госпромовский? Был такой. Дешевка.

— Нет! В морге, на теле был?

— Нет, — просто ответила Анна. — Не было.

— И в тех вещах, что мне показал следак, не было браслета.

— Думаешь, это важно?

— Не знаю.

Я поднялся и стал ходить по комнате. Есть мнение, что на ходу лучше думается. А еще лучше — с помощью Сети. Смотрю в телефон, трафика мало.

— Я искала, — произнесла Анна. — Ничего такого о Шоу-стройкомплекте.

Само собой! Если вся инфа об этой фирме висела в Интернете, зачем хранить бумаги в папке?

— Только Африканка Ита давным-давно ругалась, — сказала хозяйка. — Национализация Шоу-стройкомплекта произошла, и дым-машину для концерта не достать. Включили компанию в оборонный холдинг…

— Оборонка! — воскликнул я. — Так это же все меняет. Дело пахнет шпионажем.

Анна покачала головой, запахнула сильней халат на груди.

— Нет, Александр. Мой муж таким не занимался.

— А ветеранский промоушен? Все бывает. Человек в безвыходной ситуации на многое способен.

И подумал: как пример, я. Веду частное расследование.

— Паша говорил, — вспомнила Анна. — Нет никаких шпионов.

— Все шпионы утверждают, что шпионов не бывает. Каждый шпион кричит, что шпион — другой.

— Когда у них доцента задержали, Паша сказал, ни на дюйм не верит, Великой Чедре до нас никакого дела. Воевать с нами чедры в жизни не будут. Им незачем, во-первых, во-вторых они порфириане. А порфирианская церковь запрещает даже муху убить, не то, что человека.

— Кроме чедров полно врагов, — заметил я, набирая в телефоне поиск.

— На северных островах так зябко, что у них ножи из ртути. Куда им воевать? Это тоже пашины слова

Поисковик выдал ответ: порфириане — последователи религиозного учения Порфирия Иванова, бла-бла-бла, центральное место в учении занимают советы: живи с постоянным желанием сделать людям добро, день в неделю голодай, ходи круглый год босиком по траве и по снегу, обливайся холодной водой, бла-бла, все такое. Порфирианская церковь признана террористической организацией решением Цензурного комитета за номером 345, дробь сколько-то.

Нет, не в ту сторону копаю.

— Не в ту сторону мы думаем, — сказала Анна.

— Коммерческий шпионаж, — предположил я.

— Навряд ли.

— Согласись, здесь имеет место быть мутная история.

Анна помолчала, раздумывая, и сказала:

— Убийца был профессионал. Характер нанесенных повреждений об этом говорит. Это не мои думки, это тот консьерж, с которым я в морг ездила.

У меня появилось такое чувство, что нечто важное лежит на поверхности, но я его не замечаю. Оно близко. Надо еще раз проанализировать.

— Мы что-то упускаем, — сказала Анна.

Заурчал телефон, видеовызов, номер не определен.

— Кругом враги, сожитель Шэлтер.

Следователь Кассин смотрит сквозь круглые очки.

— Кругом враги, Николай Анатольевич.

— Хочу вас поставить в известность о том, неприятном обстоятельстве, что, если вас не вызывают для проведения следственных действий, это не значит, что о вас забыли. И не надейтесь.

— Да я, собственно, ни о чем таком не думал.

— И, если у вас появилось тупое желание скрыться, — язвительно продолжил Кассин. — Например, сбежать в Чедру, спешу разочаровать, не получится.

— И в мыслях не было.

— А какого сервера вы делаете в Айсберге, позвольте спросить.

Я замялся, начал бубнить нечто невразумительное.

— Наведаюсь к вам в скором времени, — пообещал следак. — Или вызову. Как моей процессуальной душе захочется. И очень вас прошу, а точнее предупреждаю, чтоб не пришлось искать. С операми вы уже знакомы.

— Да. Конечно. Как скажете, — шептал я в уже погасший экран телефона.

Анна молчала. Я тоже. Наверное, мне здесь не стоит находиться.

— Поеду, — сказал я.

— И это все?

— Еще раз примите мои искренние соболезнования… и все прочее… если помощь будет нужна…

Хотелось сказать: «если помощь будет нужна — обращайтесь в домком». Анна криво улыбалась.

— Испугались? — она тоже перешла на «вы».

— Это дело не