сила солому ломит и нельзя отбиваться от всего НКВД. В конечном итоге, кто-то из «гостей» вытащит свой наган, а они все были вооружены, и в запале выпустит все патроны, да хотя бы один, ему и столько хватит.

Но надзиратели, увидев арестанта, размалеванного, как клоуна, просто расхохотались. Нет, все они были людьми простыми и даже очень, дворян практически не видели, особенно царского двора, но считали, что по крайней мере, что те вели себя, как богатые люди, например, как заводчики или, хотя бы, как кулаки в деревне. Но ведь не как клоуны «Шапито» на выступлении!

В результате, ссора пошла уже среди нквдешников. Надзиратели были, как один, все в нижних чинах, подчиненные же Анисимова, как работники центрального аппарата, наоборот, в командирских званиях. Стоило одному из них просто приказать, как все бы закончилось, а строптивого заключенного скрутили бы сами тюремщики.

Но в пылу спора этого никто не понял, надзиратели были в своей сфере, а сотрудники Анисимова выполняли, казалось бы, знакомую работу. И нечего тут рассусоливать господа-товарищи!

В конце концов, один из них, кажется, все-таки из работников центрального аппарата, ответственный сотрудник отдела, громко сказал приказным тоном:

— Строить тут порядки может тот, кто хоть видел великого князя. Кто видел хоть издалека один раз?

При этом сам он считал, что прав исключительно он, ведь неоднократно видел всю эту размалеванную толпу, приезжавшую и отъезжавшую в Мариинский Театр. И все они были, по крайней мере, в таком одеколоне, что дух сводило!

Но неожиданно громко среди общей тишины высказался сам заключенный, о котором, в общем-то, в массовом шуме все забыли.

— Я видел, уважаемые товарищи, — спокойно сказал он неописуемую ересь. Ведь сознательный большевик видел аристократов лишь в прорезь прицела своего оружия во время расстрела. Впрочем, он ведь сам был врагом!

— И где ты его видел? — уже по инерции спросил ответственный сотрудник, понимая, что тот тоже скажет, что лицезрел на улице Петрограда, то есть еще Санкт-Петербурга, на подходе к театру, на выставке, на каком-нибудь торжественном мероприятии. Много их было тогда в старой столице. Но обязательно издалека и одномоментно. А как еще иначе!

Однако арестант ответил несколько другое, совсем неожиданное:

— Так каждый день смотрю на себя в зеркало, особенно когда бреюсь, — спокойно отбрил он нквдешнику центрального аппарата, — разрешите, наконец, представиться — великий князь Сергей Александрович к вашим услугам!

Подчиненные Анисимова, которые до того спокойно мяли его и толкали, были отброшены, словно взрывом. И Сергей увидел, что как бы и не классовой ненавистью, а скорее наоборот, льстивым подчинением. Ведь одно дело громко классово ненавидеть на расстоянии, а совсем другое стоять рядом со спокойным великим князем, так непохожим на изображение карикатур ТАСС.

Даже сам Анисимов тревожно зачесался. Нарком-то недавно ему приказал, но как-то неуверенно, уж его-то оттенки тона он понимал очень четко. То есть он сам до конца не верит в то, что твердит. А как товарищу Сталину не понравится? Сдаст ведь сразу гражданин нарком, даже не раздумывая, сволочь. И крайним будет в данном случае он, начальник отдела. Ежов спокойно приказал и уехал в Кремль. А он, получается, неправильно понял и принял.

Ха, аесли Николай Иванович всего лишь передал мнение Хозяина. Тогда как? А-а, сто бед, один ответ!

— Ты это, гражданин Романов, — попросил он от безвыходности у зэка, — ответь мне просто — великие князья мажутся, как бабы, или нет? Четко и кратко — да или нет!

Заключенный ответил сразу, видимо, это было в порядке вещей:

— Ели кратко, — безусловно, нет. Обычные же мужики, понимать надо. А если вообще, то некоторые используют, но только на великокняжеские рауты. У товарища Сталина раут, нет? Так что же вы меня так подставляете?

Непонятный заключенный задал опасный вопрос, на который Игорь Анисимов ни за что не хотел отвечать. Вместо этого он обрушился с матерщинной руганью на подчиненных. Показывая тем самым, что он не с ними, что все это их самодеятельность, за которую он может сам наказать. А уж нарком, если захочет, так им набьет!

Подчиненные, уже тихие и боязливые сгрудились около умывальника тюремной камеры, уж как они смогли встать вдесятером, не менее, на этом крохотном пятачке. И оттуда смотрели кучей испуганных глаз.

Наведя порядок, как он это понимал, среди своих, Анисимов спросил уже у Сергея:

— На одежду претензии какие-то есть?

— Нет! — твердо ответил Сергей и гордо покрутился вокруг своей оси. В отличие от покраски, наряд нему очень понравился. Умеют ведь, когда хотят и когда знают!

— Пошли! — коротко приказал своим людям Анисимов, на всякий случай, он все-таки здесь старший, дал указание надзирателю покормить ужином и уже в конце, даже не приказал, посоветовал, пусть и командным тоном: — ждите, гражданин Романов, ночью за вами придут. Не марайте и не мните одежду!

Глава 8

Такое внимание, дотошное и даже надоедливое, через короткий срок чрезмерно надоело и утомило. Кровать Сергею была днем недоступна, надзиратель еще раз напомнил об этом, пусть и мягко и без угроз карцером. Узник стал теперь очень важным, но все равно оставался заключенным. Пришлось сесть за стол и, устало выгнувшись над столом, дремотно вздохнуть.

Настоял все-таки на своем, не дал красить лицо. Он же не гей и, тем более, не женщина, а СССР не долбанный Запад, что смеяться понапрасну? Но и стоило это ему много нервов. Очень много. Нет, с другой стороны, сталинские репрессии в чем-то были здесь полезны, силовые структуры нашей страны до сих пор, как черти ладана, боятся сексуальных извращений. Как в конце 1930-х годов гомосексуалистов извели, так только в глубокой тайне и заводятся.

Только вот масштабы очень изрядны. Так ведь и никаких людей не хватит, даже великих князей, мда-с. Соревнование, кто раньше потратится — люди или патроны, люди, конечно, проиграют. Да и неправильная эта игра. Соревнуйте лучше на счет детей. Очень умилительно и полезно, а молодым людям к тому же еще весьма нравятся.

Некоторое время он откровенно дремал. А как быть? Устал, перенервничал, опять же воздух тяжеловат и углекислого газа много. Тут и здоровых и неутомленных людей в сон тянет. А уж тем более усталый заключенный.

Появление ужина, тем не менее, всегда является хорошим стимулом для активной жизни. Сергей живо поставил тарелку и кружку на пластину окошечка двери, которое для этого, в общем-то, и было сделано.

Не стоит тянуть со временем, разносчик пищи — не работник кухни, такой же заключенный, просто чем-то понравившийся,