— Тигра можно заставить мурлыкать, милая Кэтрин. Он будет похож тогда на довольного ручного котенка. Хотите, чтобы я замурлыкал?

Противоречивые чувства разрывали Кэтрин на части. С одной стороны, ей очень хотелось пойти навстречу его уговорам, пригладить упавшие на лоб волосы, дотронуться кончиками пальцев до его губ и ощутить прикосновение его твердой груди к своей. Хотелось продолжить начатую днем любовную игру и довести ее до конца. Другая же Кэтрин, более здравомыслящая, похожая на Констанцию, понимала, что надо избавиться от его прикосновений и отвернуться, пока он превратно не истолковал пылающий на ее щеках румянец.

— Я не хочу приручать вас, милорд. Я просто желаю, чтобы вы оставили меня в покое, — произнесла она странным, сдавленным голосом. Кэтрин плотно скрестила руки на груди и даже не пошевелилась, когда граф наклонился и прикоснулся губами к ее шее. «Как тигр, — подумала дна, — перегрызающий горло своей жертве». — Что вам нужно от меня? Или вы полагаете, что любая женщина, на которую вы обратили внимание, непременно должна принадлежать вам? Я здесь для того, чтобы заботиться о вашей дочери, милорд. Или вы забыли об этом?

Гневный румянец на ее щеках и сердитые искорки в глазах остановили графа, но совсем не по той причине, о которой подумала Кэтрин. Ее холодные слова не остудили его пыл, просто ему доставляло удовольствие смотреть на Кэтрин, которую так преобразил гнев. В ее широко раскрытых глазах таинственно поблескивали темные зрачки. Мягкий свет свечи превратил ее волосы в золотисто-рыжее пламя. Ее подрагивающие губы соблазнительно приоткрылись, а дыхание стало прерывистым. «Так бы она выглядела после мгновений любви, — подумал граф, — вся теплая и открытая, пылающая и умиротворенная».

Граф улыбнулся настолько искренне, что Кэтрин не смогла отвести глаз. Он снова наклонился и осторожно прикоснулся к ее губам. Сразу стало так тепло, словно ее накрыли мягким, ласковым покрывалом. Затем сильные руки обхватили ее стан и прижали к графу. Его губы скользили по ее губам. Одновременно кончиком языка он принялся обрисовывать контуры ее рта, дотронулся до разреза губ. Коварный язык настойчиво раздвинул их и проник в глубину ее рта, коснулся нежной мякоти и прошелся по кончикам ее зубов. Дыхание их смешалось, языки состязались друг с другом. Продолжалось это минуты или часы, а может, дни или годы, она уже не понимала. Когда он наконец отпустил ее, Кэтрин ошеломленно стояла перед ним, положив голову ему на грудь, и не в силах уйти.

— Это лишь часть того, чтобы вы могли получить, Кэтрин, — услышала она его шепот. — Хотите приручить тигра? — Звук шагов спускающейся вниз горничной вывел Кэтрин из сладкого забытья, в котором она пребывала после объятий графа. Кэтрин внезапно осознала весь ужас происшедшего. Нет, это не было обольщением, она сама позволила графу слишком много. Девушка оттолкнула графа, выбежала из детской и почувствовала себя спокойнее, лишь запершись у себя в комнате.

Констанция, без сомнения, смогла бы держать в рамках графа Монкрифа. Кэтрин не сомневалась, что гувернантка строго придерживалась бы своих собственных правил поведения. Но Констанция никогда не была в положении загнанного зверька, которому негде спрятаться от своего преследователя. Подумав, Кэтрин решила, что Констанция все равно бы нашла выход из создавшегося положения, но Кэтрин с самого начала не смогла ничего изменить.

До полудня она просидела в своей комнате. Лишь услышав звук копыт мощного скакуна, раздавшийся уже за каменными воротами имения, она решилась спуститься с верхнего этажа и со вздохом облегчения вышла во двор.

К счастью, первым, кого она увидела, был Майкл. Он возился у клумбы, подготавливая к зиме отцветшие розовые кусты. С Майклом она подружилась с первых дней своего появления в Мертонвуде. Хотя Кэтрин выросла в доме, стоявшем на каменистом холме, больше походившем для обороны от врагов, чем для разведения цветов, она по достоинству оценила красоту сада Мертонвуда и особенно розария.

Она присела рядом с Майклом, который радостно улыбнулся ей, и принялась обкладывать корни кустов соломой, машинально повторяя его движения. Кэтрин чувствовала себя спокойно в его молчаливой компании.

Они проработали молча около часа. За исключением редких, осторожных взглядов, брошенных в ее сторону, Майкл ничем не показал своего удивления столь странным поведением Кэтрин. Лишь когда на небольших носилках закончилась вся солома, он решился нарушить молчание.

— Когда возишься с цветами, немного отвлекаешься от проблем… — Улыбка слегка разгладила морщинистое лицо садовника.

Кэтрин потянулась, выпрямляя затекшую поясницу, и улыбнулась в ответ.

— От некоторых, безусловно, — согласилась она.

— Ну так и приходите иногда сюда, чтобы отвлечься от ваших проблем. Я всегда рад помочь.

— Обещаю так впредь и поступать, Майкл! — засмеялась девушка.

Она потратила сегодня немало времени, пытаясь разобраться в своей тревоге, но не пришла ни к какому решению. Как ей поступить с графом? Благоразумная женщина просто ушла бы. Однако Кэтрин уже потеряла своих родителей, свой дом, своих друзей. Сможет ли она лишиться еще и Джули? Она ушла из Донегана, зная, что сможет зарабатывать себе на жизнь только трудом гувернантки. Ее привязанность к Джули объяснялась не только благодарностью к графине, взявшей ее на работу.

Когда она увидела похожую на фею девочку с остреньким крошечным подбородком, сердце ее дрогнуло. На руках у Кэтрин малышка тихонько пискнула и тут же успокоилась. Пеленая малышку, слыша ее нежное дыхание, она ощутила в себе совершенно новое чувство, очень похожее на материнское.

Первая увиденная улыбка Джули показалась девушке самой прекрасной на свете. Плач малышки отзывался в ее сердце настоящей болью. А когда девочка болела, Кэтрин буквально не находила себе места, проводя дни и ночи у ее колыбельки. Они обе были одиноки в этом мире, у обеих не было настоящей семьи, обе осиротели. Неудивительно, что они сразу привязались друг к другу, обе нуждаясь в защите и любви. Маленькая Джули будет единственной, кто почувствует отсутствие Кэтрин. До сих пор Кэтрин оставалась здесь ради Джули, понимая, что девочке без нее будет плохо. Сможет ли она действительно уйти отсюда?

Джули помогла ей вспомнить, что в жизни существует любовь, причем без всяких требований и условий. Когда Кэтрин держала Джули у себя на руках, она сама успокаивалась, забывая о своих бедах. Нет, она не сможет оставить Джули!

А граф? Интересно, что бы он стал делать дальше в конюшне и детской, если бы узнал ее мысли? Кэтрин даже затаила дыхание от желания удовлетворить свое любопытство и, уступив его просьбам, испытать то блаженство, которое он ей обещал. Она снова хотела чувствовать его тело, его объятия и поцелуи. Кэтрин понимала, что уступит графу, дело только во времени. Граф уже показал, с какой легкостью он пробуждает в ней желание и страсть. И дело не в том, что Кэтрин наполовину француженка. Она подозревала, что будь она русской или шотландкой, ничего бы не изменилось.

Капризный и своенравный характер Кэтрин, ее жизнелюбие порождали неотвратимое желание испытать в жизни все возможное. Ей хотелось на собственном опыте узнать и почувствовать, что принесут ей его волнующие прикосновения, его обещающая улыбка и страстные взгляды. После всего, что было, ей нечего терять. К чему это сопротивление? К черту все! Да, все дело во времени. И надо сделать так, чтобы это зависело от нее.