– Хватит!

Солдат повёл её к тачке. На выходе из зоны сержант спросил у Антона:

– Кто она вам?

– Учились вместе в школе.

Сержант кивнул, потом сказал:

– Не похоже. Другой возраст… Я должен доложить офицеру.

– Давай-давай, премию получишь.

– Это вы напрасно.

Возвращались, пробираясь между штабелями мешков, ящиков, контейнеров. У бетонозавода шёл митинг под большим красным полотнищем: «БЕТОНСТРОЙКА КОММУНИЗМА – ДОСРОЧНО!»

* * *

Вечером у них с Олегом произошёл разговор по поводу зэков. Антон удивлялся – это же великая стройка, гордость страны, как же можно доверять её зэкам?

– А что делать, – ответил Олег. И объяснил, что рабочей силы не хватает, вербуют, а они не идут, тогда разверстали по областям и обязали. В областях стали арестовывать, заводить дела, теперь дают сроки и посылают на стройки, иначе никак не получается. Они ещё долго спорили, обсуждали. Антон сказал:

– Вот такой коммунизм мы и получим. Тюремный.

– А какой тебе нужен? – спросил Олег. – Ты знаешь вообще, что это такое?

– Утопия?

– Хуже. Сказка для недорослей. Придумали: «Каждому по потребностям»! Мечта бездельников и тунеядцев. У бездельника нет способностей, у него только потребности, вот лучший пропагандист коммунизма, его ревнитель.

Он не щадил ни Маркса, ни бесчисленную ораву советских философов.

– Чем мы богаты, так это проповедниками светлого будущего. В котловане их не видно.

В тот год пришло письмо с поздравлением от Бориса Ковалёва, бригадира экскаваторщиков. Он вспоминал, как Антон помогал им рассчитывать новый ковш экскаватора. Это была их придумка. Глина налипала на стенки ковша, уменьшала объём зачерпнутого грунта, время от времени приходилось счищать налипшее, работа останавливалась, и так было у каждого экскаватора. Борис думал-думал и придумал сделать стенки наклонные, так чтобы глина отваливалась при повороте ковша. Надо было рассчитать и объёмы, и прочность, и новую конструкцию ковша. Антон им тогда немного помог. Идею приняли, сконструировали новый ковш, он выдержал испытания и значительно ускорил работы. Бригаду премировали, Ковалёва особенно выделили. Теперь осталось самое трудное: надо было договориться с заводом-изготовите-лем, чтобы новый ковш с наклонными стенками запустить в производство. Борис жаловался Антону, что в конструкторском бюро завода встретили их предложение в штыки, нашли всякие недоработки, заявили, что это потребует перестройки производства, словом, объявили предложение интересным, но требующим доработки.

Письмо было длинное, с рассказом о его личных планах, он хотел поступать в заочный институт, хотел приехать в Питер.

В число премированных включили Антона. К письму было приложено удостоверение рационализатора.

Перед отъездом со стройки у Антона был с ним разговор о зэках. Антон спросил, знает ли он, что в зоне шлюзов работают зэки и там есть участок для женщин. Он встретил его рассказ равнодушно. Знал про зэков, и все в бригаде знали, но не считали нужным обсуждать это, и вообще это их не касалось. Это дело начальства. Работают, значит, так и надо. Раз они заключённые, значит, в чём-то провинились. От этого разговора осталась горечь. Замечательный парень, энтузиаст, личность творческая – и всё это никак не сочетается с тем равнодушием, с каким он оправдывает труд заключённых на стройке. Для него стройка ГЭС – это, несомненно, стройка коммунизма. Он и в коммунизм верил. И в справедливость репрессий. И в то, что всё идёт как надо, лучше быть не может.

Зэки – зэками, а как он, Антон, тогда гордился, что стал участником стройки коммунизма.

Как-то он рассказал про это Арсению.

– Я его понимаю, не хочется думать про это, – ответил Арсений, – мне тоже не хочется. И знаешь, тем людям в ресторане, которые танцевали, им тоже не хотелось думать, под какой текст они танцуют.

Антон не отступался, хотел добиться от него ответа.

– Если действительно на стройке не хватало рабочей силы? – спросил Арсений. – И на других стройках? Откуда их было брать? Использовать арестованных, получивших срок? Использовали. Всё равно не хватало. Стали арестовывать, чтобы продолжать строить коммунизм. И станет это нашим достижением. В войну за ценой не стояли. Сейчас тем более.

На форуме энергетиков Антон руководил секцией малых ГЭС. Два дня на секции шла горячая дискуссия. Спорили, экономику возобновляемой энергетики каждый поворачивал по-своему. Площади, занимаемые ветряками, учитывать? Каковы стоимости солнечных батарей? Их КПД?

Антону полагалось подвести итоги. Он не стал определять, кто не прав. На самом деле существовали указания свыше, о них упоминать не полагалось. Выйдя на трибуну, он ощутил устремленное к нему ожидание и не стал уклоняться. Начал с того, о чём говорят не в микрофон, а друг другу, не на заседании, а в перерывах. О самом больном, о том, почему у нас малая энергетика стала пасынком, почему её разрушили и к чему это привело. Волга умирает, зато появился Волжский каскад. Чего нам мелочиться, если мы можем создавать новые моря.

В зале в первом ряду сидел Арсений, и Антон стал обращаться к нему, так было легче.

– …Пейзаж Европы украшен множеством ветряков, они заняли законное место в энергосбережении, а наше министерство смирилось с ликвидацией сельских ветряных станций, так же как малых ГЭС.

Он стал приводить цифры: десять тысяч ГЭС за последние годы ликвидированы, разрушены. Треть страны лишилась надёжного электроснабжения.

Арсений сидел рядом с иностранными гостями-энергетиками из Швеции, Норвегии, Германии… Антон подумал: «Пусть всё идёт, как идёт».

Вслух сказал:

– Судьба наделила Россию неисчерпаемыми источниками энергии. Ветер, вода и солнце. Их не надо добывать, их можно брать. Европа за последние годы в десять раз увеличила мощность ветростанций. А мы всё уверенней отстаём. И солнца нам, энергетикам, не нужно. И малые реки, вот Волгу изничтожить – это с охотой.

Кто-то зааплодировал, зал всё смелее подхватил.

В фойе его окружили корреспонденты, фотографы. Издали он увидел Арсения с какой-то женщиной. Они подошли к нему.

– Молодец! – сказал Арсений. – Необычно и по делу.

– Замечательные факты, – сказала женщина, – наперекор всем начальственным установкам.

Арсений познакомил их:

– Антон Чагин – талантлив, образован, не женат… Елизавета – известный журналист, беспощадна к слабакам, слишком умна, слишком остра, но в сумме настоящий друг. Вроде меня.

На вид ей было под тридцать. Наверное, из-за очков. По спортивной фигуре моложе. Черты жёсткие, строгие, неуместные ямочки на щеках.