– Пользуется успехом, – добавил Арсений.

– Хватит, – оборвала его Елизавета. – Антон, у вас есть текст?

– Нет. Зачем он мне?

– Жаль. Кое-что я записала. Не всё. Не ожидала. Отличная может получиться статья. Она прозвучит.

– Это мне не с руки.

– Лиза, возьмись сама, – сказал Арсений.

– Я с удовольствием вам помогу, – пообещала Елизавета. – К этой теме есть общий интерес.

Предупредила, что смягчать не будет. Говорила уже так, будто он согласился. Она набросает черновик, даст ему на поправки.

Через два дня Лиза привезла ему «рыбу». Встретились в баре напротив КБ. Антон читал, удивляясь, сколько он наговорил и как складно. Упор в статье был на плохое качество электроэнергии, низкое напряжение, колебания частоты, аварийность, главное возмущение вызывало то, что треть страны вообще сидит без света. План ГОЭЛРО не выполнен. Несмотря на это, ликвидировали малые ГЭС. Ликвидацию проводили активно, как до этого ликвидировали кулачество. Всю вину автор возлагал на Хрущёва.

Вот тут Антон возмутился, с ходу вычеркнул этот кусок. Хрущёву теперь приписывают расправу с народными лекарями, архитектурными излишествами, кукурузную принуду. Чего только не навешивают на него. Для Антона все грехи Хрущёва были ничто перед уничтожением культа Сталина. Да и это мало значило перед реабилитацией невинно репрессированных. Сотни тысяч людей, обречённых на лагерное угасание, были спасены. В истории России не было подобной амнистии. Дядька Антона вернулся живым.

Антон ещё раз прочёл. Вместо выступления получилась статья – короче, энергичнее. Но много слов было чужих, не его. Лизавета ткнулась в «Интерфакс» – сказали: «Надо подождать, сейчас не время». Центральные газеты тоже не взяли.

– Это не поражение, – объяснила она, – мы их добьём. У них всё время «не тот момент».

Лизавета уцепилась за факты, которые он приводил. Неужели это правда, что две трети территории страны сидят без электричества и ничего не делается?

У неё родители жили на Псковщине, в посёлке бывшего совхоза, там то и дело отключали электричество. Антон сказал ей, что по международным нормам отключать можно на 8—10 часов в год, это в сумме. А у нас получается в сумме 100 и более часов. Лизавету возмущало более всего то, что люди смирились и живут не протестуя, позволяя с собой так обращаться. При таком электроснабжении невозможно существовать ни птицефабрикам, ни коровникам. «Ничего-ничего, зато мы построим Куйбышевскую ГЭС, Братскую, Саяно-Шушенскую – величайшие в Европе» – вот чем гордились чиновники. Они создавали новые моря, они сооружали линии передач напряжением полмиллиона вольт, и всё покрывалось лозунгом «Мы строим социализм».

– Не люблю я нашу власть, – заявила Лиза. – Бездушные они и бездуховные.

Главный редактор молодёжной газеты, где Елизавета работала, статью вернул, Елизавету отчитал, неужели она не заметила выпадов против государственной политики в энергетике. Пусть специалисты между собой разбираются. Лиза уговорила его принять автора.

Она снабдила Антона набором цветных фотографий ветряков, гелиобатарей, взятых из заграничных каталогов. Главный редактор смотрел, прищёлкивая языком. «Красиво», – согласился он.

– Заходи через три года, не раньше, – предложил он.

Всё же Елизавете удалось всучить очерк маленькому журналу в Карелии.

Она предложила отметить это событие на лыжах. «Выступление его отныне существует! – торжественно объявила она. – И навсегда!»

Как-то, роясь в своих бумагах, Антон нашёл школьную выпускную фотографию, десятый класс. Все нарядные, белые рубашки, у девочек причёски. В центре учителя сидят, среди них усадили старосту Вику Коган – тощая косичка, глаза строгие. Нашёл и себя, щекастого, растрёпанного. Последнее общее фото. Ещё денёк – и разлетятся кто куда. Рядом с ним стоял Рувим, печальный ушастик. От Антона мало что осталось. Удивительно, что в котловане Вика узнала его. Вроде он был выше ростом и глаза побольше.

Когда он показал фотографию Рувиму, тот не сразу нашёл Вику, да и себя не сразу. Поводил пальцем по юному своему лицу, словно хотел согнать печаль.

– Он тебя тоже не узнает, – сказал Антон. – Где твоя шевелюра? Где твои голубые глазки? Господи, какими мы стали.

– Какими?

– Плохими.

– Почему мы не становимся лучше? – сказал Рувим.

– Потому что мы продукты, а продукты портятся.

Рувим обвёл кружком Вику. Когда Магда, приехав в Питер, пришла к Антону, снимок стоял за стеклом в шкафу. Она стала искать среди этих птенцов своего, и вот что поразило Антона – нашла! Заявила, что там на фото он самый привлекательный.

– А это кто? – ткнула в обведённую кружком.

– Староста наша.

Что-то в его голосе прозвучало.

– Кто она нынче?

Антон не удержался:

– Строит нам коммунизм.

– Как это?

– Без подробностей.

Рувима она опять спросила про старосту класса, Вику. Рувим, не стесняясь, выложил всё, как есть. Магда спросила: уверены ли они, что она не виновата?

– Мне это не важно, они не имеют права так обращаться с женщинами. – Рувим ответил резко, отвернулся.

* * *

В начале февраля заснежило, навалило сугробы пушистого снега, дни стояли солнечные, не таяло. Отметить статью Лиза решила за городом, в субботу, на лыжах. Не надо брать с собой ни лыж, ни ботинок, всё есть на лыжной базе корабелов в Комарове.

В Комарове было много солнца, безветренно. Поехали на сопки. Деревья стояли притихшие, оторопев от навалившейся на них снежной тяжести. Некоторые ещё удерживали листву. Когда-то Антон занимался слаломом, кое-что еще помнилось. Лиза крутила на крутых склонах лучше его. Щучье озеро ещё не замёрзло. Зима чувствовала себя робко. Лиза тоже держалась смущённо. Привыкала не то к зиме, не то к их редкому общению.

У раскидистой чёрной берёзы постояли рядом, ствол берёзы был тёплым, блестела ярко-белая тишина. Антон слышал, как дышит Лиза. Стоял долгую минуту, чувствуя, что Лиза ждёт, он обнял её, поцеловал, ощутил, как она ответила телом. После этого они замерли.

Лиза прислушалась:

– Шипит?

Со всех сторон слышался шёпот. Они поняли, когда на них рядом, с ели, обрушился снежный пласт. Ветра не было, хвоя не промёрзла, снег сползал, падал, ветви распрямлялись. Лизу обсыпало снегом – лицо, брови, она жмурилась, не отряхивая снег.

Ничего не происходило, опять медленно, сверху, сползал с берёзы толстый пласт снега, они знали, что он сейчас рухнет на них, и не трогались с места. И он действительно рухнул, обсыпал их, и они засмеялись от удовольствия.

Лучше было отнести поцелуй к благодарности за прогулку. Для него это ничего не значило.