Убирает мои руки, по инерции обхватившие многострадальное колено. Накрывает его своими ладонями. Бережно оглаживает, очерчивает пальцами сустав.

Меня бросает в жар от прикосновений Глеба, несмотря на утреннюю прохладу. Я мгновенно забываю про боль.

Подушечки его пальцев нежно скользят вниз по чашечке, задевают икру, не спеша возвращаются вверх, оставляя на коже ворох горячих мурашек.

В голове начинает плыть. Я сглатываю слюну.

Его пальцы движутся дальше, от колена по внутренней стороне бедра вверх. Минуют линию шорт, забираются под ткань. Низ живота наливается тянущим теплом. Я не могу дышать.

То, что происходит сейчас, очень неправильно. Я понимаю это. Как понимаю и то, что должна остановить его. Сейчас же. Немедленно. Но я не могу. Словно впала в какое-то оцепенение. Со мной никогда такого не было прежде. Ни от прикосновений Егора, ни от кого-либо другого.

Встряхиваю головой, чтобы отогнать морок, резко хватаю его за запястье:

– Что ты делаешь? – спрашиваю севшим голосом.

Он поднимает на меня свой взгляд. Смотрит в глаза.

По телу вновь проносится волна жара.

Я узнаю этот взгляд. Я точно его знаю. Не перепутаю никогда и ни с чем. Нет в нем никакой братской любви и заботы. В нем голод. Неистовый. Дикий. Откровенное желание. Я ощущаю его каждой клеточкой своего тела. Это для меня ясно как день. Как и простой очевидный факт, что нам с Глебом никогда не быть друг другу братом и сестрой.

– Что ты делаешь? – повторяю я, изо всех сил сжимая рукой его железное запястье.

Его пальцы все еще скрыты от взгляда под нижним краем моих шорт.

– Разминаю мышцы, – слегка охрипшим голосом произносит он. – Тебе станет легче.

Будто в подтверждение своих слов, ладонью сжимает моё бедро, посылая по телу очередную жаркую волну возбуждения.

У него такие сильные руки…

– Перестань, – шепчу я, чувствуя, как все тело начинает мелко дрожать.

Но Глеб словно не слышит меня. Снова опускает взгляд на мое колено, заводит руку под бедро и снова медленно сжимает.

– Перестань, – отчаянно прошу я.

Шум реки заглушает мой жалкий голос. Пальцы Глеба скользят ниже, перебираясь на внутреннюю сторону бедра.

– Хватит! – выкрикиваю я и дергаюсь назад, пытаясь отстраниться.

Он наконец отпускает.

Я подскакиваю на ноги, не чувствуя никакой боли в суставе. Но меня всю буквально трясет изнутри.

Глеб медленно поднимается на ноги вслед за мной. Стоит напротив, снова смотрит в глаза своим тяжелым взглядом.

– Никогда больше так не делай, – требовательно смотрю на него в ответ.

– Почему? – глухо интересуется он.

– Потому что! – Меня колотит, кажется, теперь уже от злости.

– Я не сделал ничего плохого, Настя, – бесстрастно произносит он, засовывая руки в карманы брюк.

Я смотрю на него, недоумевая. Уже совсем не понимаю ничего.

– Что происходит, Глеб? – ошарашено спрашиваю.

– А ты сама разве не понимаешь? – тихо интересуется он.

– Нет, – отрицательно кручу головой. – Не понимаю.

– Я ошибся, Настя. Два года назад.

– Нет, – еще яростнее кручу головой. – Я не хочу ничего слышать!

Огибаю его и пытаюсь уйти, но он хватает за руку, останавливает, резко дергает назад.

– Ты действительно так хочешь замуж за Егора?

– Отпусти! – шиплю, пытаясь освободиться. – Не трогай меня!

– Ответь на вопрос.

– Да, хочу! Хочу! – вырываю руку. – Дай пройти!

Двумя ладонями толкаю его в грудь и быстрым шагом, едва не переходя на бег, иду к нашей с Егором палатке.

Когда я возвращаюсь в палатку, Егор по-прежнему мирно спит в мешке. Сажусь в уголок, обнимаю себя руками и с силой зажмуриваю глаза, чтобы успокоиться. Меня все еще слегка трясет.

Что это сейчас вообще было…

Пытаюсь переварить произошедшее, но никак не могу. Слова Глеба о том, что он совершил ошибку два года назад, набатом бьются в висках.

Что он хотел этим сказать?!

Начинаю злиться на себя за то, что сбежала, не расспросив подробнее. Но в ту секунду, когда он это говорил, я была уверена, что понимаю, о чем речь. Это сейчас уже сомневаюсь, а тогда в голове не возникло ни единого вопроса.

Я очень хорошо помню наш последний разговор, перед тем, как Глеб уехал два года назад. Помню буквально каждое слово, будто это было только вчера.

Как я просила его остаться. И как он в ответ попросил меня дать шанс Егору. Добавив потом, что у нас все равно ничего не получилось бы. Черт возьми, это было больно…

И теперь он так легко говорит мне, что ошибся?

Необъяснимая злость наполняет каждую клеточку моего тела. Хочется крушить и ломать. Но вместо этого я тихонько сижу в своем уголке и не шевелюсь. Потому что боюсь разбудить Егора. Разговаривать с ним в таком состоянии – не лучшая затея. Я физически не смогу сейчас улыбаться ему и делать вид, что все в порядке.

Отчаянно хочется отмотать время назад и никуда не выходить из палатки. Чтобы не было всей этой ситуации. Чтобы Глеб не произносил этих слов. После которых, я точно знаю, как прежде уже никогда не будет.

«Что происходит, Глеб?»

«А ты сама разве не понимаешь?»

Понимаю. Разумеется, я понимаю. Это очевидно, что нас с Глебом влечет друг к другу. Так было всегда – и два года назад, и сейчас. Только это ведь еще не повод рушить нашу с Егором жизнь! Мы с ним счастливы вместе. У нас все хорошо. Мы любим друг друга, собираемся пожениться, завести ребенка. Черт, да у нас свадьба через месяц!

Смотрю на Егора, как он безмятежно спит, и от чувства вины все внутренности сворачивается в один большой болезненный ком. Бедный мой любимый, понятия не имеет о том, что его невеста млеет от прикосновений его же родного брата. Как же это мерзко…

В груди все начинает гореть огнем, стоит представить, что Егор об этом узнает. Как ему будет больно. Он не заслуживает такого предательства.

О чем Глеб только думал, когда прикасался ко мне сегодня так откровенно? А когда говорил о своей ошибке? Зачем он мне это рассказал? Какое теперь имеет значение, ошибся он или нет?

Даже если я передумаю выходить за Егора замуж, даже если мы и правда расстанемся… Я все равно не имею никакого права даже думать об отношениях с его братом! Потому что это будет слишком подло, слишком жестоко по отношению к Егору. Я никогда так с ним не поступлю. Неужели Глеб этого не понимает?

В таких невеселых мыслях я провожу примерно час, прежде чем наш палаточный городок начинает просыпаться и подавать первые признаки жизни. Из-за плотной брезентовой ткани слышатся первые голоса, и я решаюсь разбудить Егора, потому что уже невыносимо хочется в туалет, а покидать палатку без него – теперь кажется каким-то безрассудством.