Я выпрямился, крепче сжав нож. Наблюдатель стоял боком ко мне, жестикулировал, что-то настойчиво втолковывая невидимому собеседнику, и монотонно бубнил про платформу, огни, глаза… На дне корзины стояли лампа с кувшином, на крюке висел гарпунер, копия того, из которого в меня целилась Лада. Уловив краем глаза движение, Мирон смолк и начал поворачиваться, но тут рукоять моего кинжала врезалась в его голову.

Ноги летуна подкосились, он присел, выпустив трубу, вцепился в край корзины.

Перескочив через бортик, я опять занес нож, но теперь клинком вниз, чтобы вонзить ему в шею. Другой рукой схватил Мирона за волосы на темени, наклонив его голову, прижал лбом к бортику.

Нож дернулся… и замер в воздухе.

Нет, он был беспомощен, и я не мог убить его. Мирон застонал, приходя в себя. Шепотом ругаясь, я дважды ударил его рукоятью. Он скорчился на дне корзины, я сорвал с крюка гарпунер, взвел, перегнувшись через борт, прицелился в голову Браса, уверенный, что тот услышал шум наверху и сейчас поднимет тревогу. Рулевой по-прежнему стоял лицом к носу дирижабля, держась за штурвал. Я целился, палец наполовину сдвинул легкий спусковой крючок. Брас не шевелился. Выстрелить в голову или в шею? Хотя в полутьме могу промахнуться, а даже если и нет – пороховой дротик, врезавшись в преграду, взорвется. Тогда колчана не хватит, чтоб всех летунов и гетманов перестрелять.

Не разряжая, я повесил гарпунер на крюк, присел и стал раздевать Мирона. Высоко над палубой ветер дул сильнее, корзина покачивалась.

Вскоре наблюдатель был связан, во рту кляп – оторванный рукав рубахи, концы его стянуты на затылке Мирона. Он пока не пришел в себя, а когда придет, ему понадобится много времени, чтобы освободиться. Раскладную оптическую трубу летуна я сунул себе за пояс сзади.

Внизу по-прежнему стояла тишина – растяпа Брас не замечал происходящего над головой. Я отхлебнул воды из кувшина, сжал нож зубами, перекинул через плечо ремешок гарпунера и полез обратно, все еще злясь на себя. Ведь я негодяй каких мало – «худший из худших», как выразилась Лада! Из-за меня погибли сотни людей, я виноват в смерти ее матери, я продал в рабство отца Авдея… Ради всех мутантов Крыма, так что же помешало мне пришить этого идиота Мирона?! Ведь связанный он остается угрозой – может освободиться, или хотя бы как-то избавиться от кляпа, или просто кувыркнуться вниз через борт корзины, и тогда рулевой на крыше рубки услышит звук падения. Почему я не перехватил ему горло ножом?

Выходит, я не такой уж плохой? Или это потеря памяти изменила меня? Странно было думать о себе – и не понимать, что ты из себя представляешь. Совсем недавно, лишь этим вечером, я увидел, как выгляжу, и понял, что еще совсем молод. А теперь пытался узнать свой характер и на что я способен…

Ну, по крайней мере, у меня хватило злости столкнуть Евсея с лестницы, хитрости – завладеть ножом, решимости – выбраться из камеры и силы – забраться по отвесному борту лишь с помощью этого ножа.

А теперь хватит ли у меня ловкости тихо справиться с тремя небоходами?

С новым оружием я почувствовал себя увереннее, тем более что под ложем гарпунера был закреплен чехол с десятком дротиков. Очутившись на палубе, намотал ремешок на запястье и поспешил к рубке – уже не пригибаясь, целясь между лопаток Браса.

Тарахтение кормового дизеля помешало ему услышать шаги. По лестнице я забрался на крышу и встал позади рулевого, который дремал, навалившись на штурвал. Постарше Мирона, более плотный и выше ростом, черные волосы курчавятся вокруг лысого затылка. Справа стоял пулемет на высокой треноге, под ней лежал ящик с патронами. Я присел, бесшумно положил гарпунер на доски и выпрямился. Нужно стукнуть его рукоятью ножа в висок, подхватить тело, осторожно опустить возле штурвала и связать так же, как Мирона. А потом прыгать в рубку через дверной проем.

Я отвел нож далеко в сторону, примерился, чтобы ударить сильно и точно.

По сторонам от дирижабля наискось в небо взмыли осветительные ракеты. Сыпля искрами, две яркие точки ушли вперед по курсу.

– А-а! – с перепугу заорал Брас, отшатнувшись от штурвала. – Тревога!!

В небе заплясали толстые лучи прожекторов. Спиной Брас наткнулся на меня, и вместо того чтобы нанести удар ножом, я обхватил рукой его шею.

Гондола вздрогнула. Снизу донесся хруст, и пол под ногами тряхнуло еще раз.

Свободной рукой я врезал Брасу по лысине, другой рванул его к себе.

Я сделал это почти машинально, глядя не на оглушенного рулевого, а за левый борт. Палуба плавно кренилась. Лучи прожекторов, закрепленных на кабинах двух машин, которые стояли на краю ущелья, скрестились на дирижабле. Стало светло как днем.

Из-под днища гондолы к грузовикам протянулась пара толстых канатов. Словно упряжка манисов с тяжеленным плугом, бредущая по кругу вдоль границы фермерского поля, летающая махина поплыла по широкой дуге. Над левым бортом взлетали крюки на тонких тросах, некоторые падали обратно, другие с лязгом и звоном цеплялись за броневые листы. Канаты натягивались все сильней, дирижабль снижался. Скорей всего, их сейчас сматывают в огромные бобины, те, что я видел на подходе к Редуту в открытых кузовах грузовиков.

На машинах погасили фары, но луна озаряла дорогу вдоль ущелья – если бы я не вырубил наблюдателя в гнезде, он бы наверняка заметил преследователей гораздо раньше.

Когда через борт полезли люди, я толкнул Браса, и рулевой упал, врезавшись головой в одну из рукоятей штурвала.

Снизу донеслись удары колокола.

– Тревога!!! – из надстройки вылетел Осип с багром в руках. Навигатор пока оставался внутри, и тревожный звон рынды далеко разносился в ночных небесах.

Дирижабль шел по кругу с приличным радиусом, все больше кренясь на левый борт и снижаясь. Через ограждение перемахивали нападающие, посверкивало оружие в свете прожекторов. Сверху я разглядел красные одежды Дома Гантаров и необычные самострелы – под ложем закреплена катушка с проводом, продетым в кольца вдоль ствола. Гетманы саблями рубили провода и перезаряжали оружие дротиками. У некоторых за спинами висели круглые щиты.

Осип багром повалил двоих гантарцев, а потом дротик из самострела вонзился ему в грудь.

Нападавшие побежали к рубке. Я присел, но они успели заметить фигуру на крыше, и двое сразу выстрелили в меня. Пришлось растянуться под штурвалом возле Браса – дротики с тонким шипением пролетели над нами. Рулевой со стоном пошевелился. Крыша рубки задрожала, с лестницы донесся топот ног, и я потянулся к лежащему позади гарпунеру. Возникший надо мной широкоплечий детина с кривой саблей и щитом замахнулся. Перевернувшись на бок, я схватил гарпунер двумя руками и выстрелил. Дротик вонзился в затянутое кожей дерево щита. Хлопок, неяркая вспышка взрыва… Щит треснул, но гетман лишь отступил на шаг и снова кинулся в атаку. Кривой клинок понесся к моей шее… конец его впился в одну из рукоятей штурвала. Удар оказался таким сильным, что тяжелое колесо повернулось. Внизу заскрежетало, в протянувшейся к полу рубки широкой колонне что-то сдвинулось, часто щелкая.