– Ружьё – то бы оставил? Ох, ох. жрать надо меньше, – качал головой Аркадий!

– А я со своей «Тулкой», как с женой, не расстаюсь, – ответил Санёк и скрылся за еловым подростом.

– Ладно, подождем, – пробормотал Мишин. Мотор заглох. Наступила тишина. Ромашов закурил «Приму», в салоне медленно поплыло облачко дыма. Со стороны куда только что удалился Санёк, раздался выстрел, возмутивший ожидающих.

– Нашёл время в туалете стрелять. Тоже мне – охотничек, – возмущался Аркадий.

– Да не волнуйся ты, сейчас он вернётся, а я пока докурю, – успокоил бригадира Ромашов.

За машиной послышались торопливые шаги. Аркадий, приоткрыв дверь, сердито буркнул:

– Что так быстро?.. чего забыл?..

Саня, просунув в дверь лысую голову и красным, запыхавшимся лицом, громко заорал:

– Что вы тут расселись?..

– Тебя ждём! – таким же тоном ответил бригадир.

– Вы выстрел моего ружья слышали? – горячился Санёк.

– Мало ли дураков в лесу, – усмехнулся Аркаша.

– Сам – дурак, а вы чего ждёте, особого приглашения? – шумел Санёк, глядя на товарищей глазами сумасшедшего.

– Да что случилось – то с тобой в туалете, – озабоченно спросил Иван Мишин.

Выражение лица Саньки сменилось на трагическое, он вдруг заговорил жалобным тоном:

– Друзья мои, простите меня… ну, очень простите за то, что я натворил?

– Ну что ты ещё там натворил? – зло спюнул Аркадий.

– Я там. там лося убил!

– Ладно, убил, так убил. Садись, поехали дальше! У нас время мало.

– Я никуда не поеду, буду шкуру снимать.

Друзья с прищуром глядели охотнику в глаза, правду ли он говорит.

– Идиоты, я вам правду говорю, что сохатого завалил. По шесть отростков на голове.

Все выскочили из машины и бросились в нужном направлении. Там, где на сучке берёзы висело старое ружьишко молодого охотника, огромной тушей лежал на боку добытый лось.

Большие лилового цвета глаза, не мигая, устремлены в небо. Под густой бурой шерстью ещё вздрагивают бугры сильных мышц. Длинные в белых подпалинах с мощными копытами ноги поджаты под живот.

Бригада охотников бросилась обнимать Александра, каждый высказывая своё мнение:

– Это же надо свалить такого гиганта одним выстрелом, одной пулей! – удивлялся бригадир. – Выходит, не дооценили мы твою ржавую тулку, да-а…

Ромашов гоготал:

– Санька, давай, колись, когда сговорился с сохатым на этом месте встретиться?

– Ребята, я вам вот что скажу: надо водой обливаться, верить в себя и совершать подвиги по совету старца.

(Первый выстрел)

Вспоминая детство, юность, школьные годы, прожитые в лесном посёлке Карасьяры, где основная масса населения занималась лесоразработками, отправляя древесину железной дорогой до берега реки Ветлуги, становится очень грустно по ушедшим более полвека годам. С тех пор в этих краях неузнаваемо изменилась география лесного края, даже поселкового озера, окружённого раньше домами, и особенно поколения жителей, которых практически не осталось, кроме стойких, преданных малой родине пятерых аборигенов. О бывших лесорубах осталась память. Нет на белом свете и многих моих школьных товарищей, когда-то вместе начинавших знакомство с природой и её лесными обитателями, открывая тайны жизни и поведения зверей и птиц. Азы охоты, походы с рюкзаком и дробовиком, ночёвки в лесу на морозе или под дождём, закалившие характер, сделали многих выносливыми и меткими защитниками Родины на действительной службе в рядах Советской армии. Проложили дорогу в большую жизнь.

В нашем роду ни у отца, ни у матери охотников не бывало. И всякий раз мой интерес и разговоры о зверях и птицах удивляли родителей, они восклицали: «В кого ты у нас охотником-то уродился?»

Страсть к охоте прорастала во мне, как брошенное в пашню зерно. С замиранием сердца слушал я рассказы бывалых охотников: дяди Коли Михеева, Кузнеца Антона, лесника Ивана Плеханова и других мною любимых друзей старшего поколения. Бывало вместо школьного домашнего задания, зачитывался журналами и альманахами об охоте. А потом долгими ночами переживал всё это в сновидениях.

Первое моё знакомство с лесами и зверьём было неразрывно связано с охотничьим ружьём – без него меркла романтика путешествий по тайге с ночёвками у костра, где таинственные голоса и звуки будоражат воображение.

В шестидесятые годы приобрести ружьё было просто, без особого, как теперь, разрешения. И охотничьих инспекций в наших краях не было. Да что говорить, бывало лучшим лесорубам в качестве подарка ружьё преподносили. Сам начальник лесопункта подарки выдавал. Мой отец всё время в передовиках был, а поскольку не охотник, то получал либо ковёр на стену, либо отрез на костюм. Меня по-настоящему огорчало, когда отец от ружья отказывался. Я даже плакал. Плакал и от зависти. Некоторые пацаны с ружьями волочились по вырубкам за косачами, в ельниках подсвистывали рябков, а я, несчастливый, бродил за ними и вздыхал. Иногда мне доверяли понести ружьё и потом громко кричали вслед: «Ну, куда ты бежишь, как угорелый?» Я и не замечал, что оставил охотничков позади. Какая-то неведомая сила влекла и подгоняла вперёд. Хотелось первым увидеть долгожданного зверя, услышать бурные хлопки крыльев косачей.

В то время был у меня друг – Валера Кривов. На пять годов постарше. Купил он в сельмаге отливающую воронёной сталью одноствольную «Ижевку». Мой дружок всё делает аккуратно и красиво. Про него говорят: золотые руки. Из чёрного хрома сшил себе патронташ. Набил его заряженными патронами и стал бродить по лесам. Он как-то разом повзрослел, возмужал.

На правах младшего я таскал его рюкзак с припасами, рубил дрова для костра, кипятил чай. Рядом со старшим другом я становился охотником…

В январе было холодно. На несколько дней занятия в школе отменили. Однажды Валера ввалился к нам в избу с клубами пара и, захлопнув дверь, предложил:

– Чего дома-то сидеть, айда зайцев гонять.

– Холодно ведь, – говорю. – Мамка сказала минус тридцать пять.

– Ох уж и холодно! – скривил губы Валерка, – Для нас, охотников, минус тридцать пять. тьфу! За зайцем побежишь – жарко станет.

Я слушал друга, любовно смотрел на его ружьё. С мороза в тёплой комнате металл покрылся налётом белого инея.

– Вообще-то мне мамка не велела выходить на улицу, пока кашель не пройдёт.

– Айда со мной, стрельнуть дам, – пообещал Валера.

– Точно дашь? А не обманешь?..

– Ну, сказал – значит, дам, – твёрдо заверил друг и вышел на крыльцо.

Я залез на горячую печь, взял свои валенки, надел пальто, а на воротник набросил шарф. Второпях свою шапку не нашёл. Под руку попалась недавно купленная шапка отца, её и одел. Подозвал к себе младшего братишку и сказал: