Всё, что было дальше, Аркадий видел как во сне, счастливом сне. Откуда-то взялась большая лодка бакенщика. Бакенщик с сыном в этот день собирали с берега реки навигационные приборы. Вытащили они полуживого рыбака и повезли в деревню, в баню…

Аркадий Семёныч как уехал, так и вернулся на пасеку с лесорубами. Сошёл с машины и угрюмо подал руку.

– Слышь, надо сворачивать всю эту охоту и скорее домой.

– Как так? – недоумевал Иван.

– Долго рассказывать, – махнул рукой дружок.

– А как рыбалка? Щуки где?

– Ты не знаешь, где щуки? – скривился Аркадий. – В воде они, щуки-то и рыбакам кукиш кажут.

– Всем что ли?

– Нет, через одного. В общем, я домой еду. Кстати, сегодня какой день?

– Не знаю.

– Вот что, ты приезжай в город к воскресенью или лучше загодя – в субботу. В церковь пойдём. Креститься буду! – твёрдо заявил майор.

– Не поздновато?

– Церкви, как и любви, все возрасты покорны.

– Ну и дела-а? – растерянно покачал головой Мишин. – А как же медведь, не бросать же охоту?

– Знаешь, – перешёл на шёпот Аркадий, – медведя нам не взять. Он намного нас умнее и хитрее, и приходит он на пасеку пожинать плоды своего труда, потому что это не медведь.

– Как это не медведь? – замешкался Иван, глядя другу в глаза и скосив взгляд, нерешительно добавил. – Так что же получается?.. Получается, что ломом по моей машине стучал бывший пасечник?..

– Я тебе говорю, не медведь сюда приходит, а хозяин пасеки, ну, покойный муж Ольги. Не – давно я вычислил это. Сам видел, как на болоте они беседовали меж собой. Помнишь, Ольга рассказывала о своём Григории, что любил галифе носить? Так вот, я, когда увидел медведя возле неё, он в галифе стоял. И вообще что-то тут не то. Надо скорее домой.

Аркадий ушёл в избушку собирать свои вещи.

Иван проводил друга до лесовоза. На прощание он крикнул:

– Чтоб в субботу был у меня дома, в церковь пойдём! Креститься буду!

Лесовоз вскоре скрылся из виду, а Иван одиноко размышлял о друге. Что с ним, откуда такие крайности? Он уверял, что нет Бога, что всё это выдумки, заблуждение, и вдруг сам же заговорил о положительном значении святой церкви. А чего он наговорил о медведе-сладкоежке?.. Тут налицо – мысли больного воображения. Хотя кто его знает?..

«Пора и мне уходить с пасеки, – подумал Иван. – Ценность трофея седьмого медведя почему-то больше не интересует. После всего увиденного и услышанного стрелять седьмого медведя расхотелось. Вот помогу старой Ольге убрать оставшиеся пчелосемьи в омшаник и понесу вещи до своего замаскированного в лесу Газика».

Ночью подул сильный ветер со снегом. По-волчьи завыла труба буржуйки. Сегодня ночью зверь на пасеку не придёт, а пользуясь метелью, заляжет в берлогу. И никто его не выследит. Пусть живёт и плодится в лесу зверьё. Пусть живёт этот загадочный медведь.

В ожидании нового дня Иван лежит на соломенном матрасе в тёплой избушке и под завывание вьюги вспоминает прожитые здесь дни. О потраченном времени не жалеет – ничто на земле не проходит бесследно: не встретил бы здесь в глуши богомольную Ольгу, возможно, не прикоснулся бы к тому духовному, что делает людей чище, добрее, учит Вере, Надежде и Любви.

Промысловик Мишин, пряча ружьё в чехол и вспоминая загадочного медведя в галифе, благодарит Бога, что в седьмого – не стрелял.