Он был бледен.

– Мэд, – сказал он, сглотнув, – я всегда терпеть не мог этого. Вы знаете. Что я могу сказать, что имело бы какой-то смысл?

Она улыбнулась.

– Ничего, – ответила она. – Нам с вами не нужны слова. Просто идите, Домми. Да, дорогой мой.

Он так стиснул ее ладонь, что она закусила от боли губу. Целуя ее, он держал ее за руки.

– Я вернусь, – сказал он и вдруг улыбнулся, как улыбался в детстве, а потом повернулся и сбежал вниз по лестнице.

Она тоже улыбалась, глядя ему вслед, пока он не исчез из виду. И тогда веер в ее руках сломался напополам.

* * *

Лорд Иден, когда зашел переодеться, нашел капитана Нортона уже готовым, оживленным и подтянутым, ибо настала пора действовать.

– Ступайте, не ждите меня, – сказал лорд Иден, подумав, что капитан решил его подождать. – Я обещал зайти за Симпсоном в случае чего. Мы где-нибудь встретимся с вами.

– Не задерживайтесь. Иначе пропустите всю потеху, – хмыкнул Нортон.

– Ни в коем случае! – в тон ему отозвался лорд Иден, швыряя на пол шелковую рубашку и тут же наступая на нее, устремившись за сапогами.

Как выяснилось спустя полчаса, Чарли не спал, когда лорд Иден постучал в дверь его квартиры. Там горел свет. Когда Чарли открыл дверь, Доминик увидел, что его друг, как и следовало ожидать, полностью готов.

– Пора, – сказал Чарли, но миссис Симпсон все стояла и смотрела на мужа. Затем ее взгляд обратился на лорда Идена.

Она протянула ему обе руки и прошептала:

– Берегите себя.

– Да. – Он улыбнулся и взял ее руки. – И вы тоже, сударыня.

В ее присутствии он ощущал удивительный покой. Он никогда не мог понять, откуда бралось это ощущение. Пожалуй, все-таки Чарли можно позавидовать. И он сжал ее руки.

– Возвращайтесь обратно, – ровным голосом проговорила она. – Пожалуйста, возвращайтесь.

– Хорошо, – сказал он.

А когда он отпустил ее руки, она обняла его и подняла к нему лицо, ища его поцелуя. И он не почувствовал ни тени того ужасного страха, который охватывал его при прощании с остальными – с Эдмундом и Александрой, с их детьми, с Мэдлин. Только некий покой, когда он поцеловал ее, а потом прижал к себе и втянул аромат ее волос, преследовавший его потом несколько дней. И еще – прилив энергии, которая уже не была нервной энергией, но целеустремленным желанием пойти и сделать дело, которому его обучили.

Он улыбнулся Эллен Симпсон, и она отодвинулась от него.

– Благодарю вас, сударыня, – сказал он и бодро взглянул на Чарли, спокойно стоявшего в той же комнате. – Я подожду вас на улице, – обратился он к своему другу.

Эллен повернулась к мужу и посмотрела на него так, словно видела его с другого берега реки. Он протянул к ней руки.

– Ну, девочка моя, – сказал он.

– Чарли! – Она приникла к нему, уткнувшись лицом в его плечо.

А он побаюкал ее в своих объятиях. Они говорили друг с другом без слов, слыша то, чего не слышали остальные. Наконец он отстранил ее от себя и сжал лицо в ладонях.

– Мое драгоценное, драгоценное мое сокровище! – прошептал он и поцеловал легким поцелуем в губы. – Любовь моя.

– Теперь идите, – сказала она, как всегда говорила в таких случаях.

И когда дверь за ним тихо затворилась, она расправила плечи и подняла подбородок. Двигаться она не могла.

Пока что.

Ну вот. Дело сделано. Она послала мужчин идти своим путем, и оставалось только ждать, вернутся ли они оба – или один из них.

Чарли, ее любовь. Свет ее жизни. Драгоценный, единственный свет. Единственный человек на всем свете, ради которого она с радостью, да, с радостью умерла бы. Единственный человек, о жизни без которого она не могла бы – не смела даже – думать.

А лорд Иден… Доминик. Друг мужа. Ее друг. Красивый, очаровательный лорд Иден, в котором в последнее время она против собственного желания увидела мужчину. Очень привлекательного мужчину, сверстника. И теперь он ушел вместе с Чарли на бойню, на войну. Может быть, она никогда больше его не увидит.

Она с любовью отпустила его идти своим путем. Поцеловала его, как это сделала бы мать. Или сестра. Пожалуй, немного иначе.

И Чарли ушел.

Чарли ушел…

Она все еще смотрела на дверь, пока в конце концов та не расплылась у нее перед глазами.

* * *

Никогда еще утреннее пробуждение не было для Мэдлин таким кошмаром. День она начала плохо, встала к раннему завтраку, хотя почти не спала. Леди Андреа держалась в своей обычной манере – бодро и сердечно, хотя полковник, покинув бал, даже не вернулся домой, чтобы переодеться в форму. Исключая слуг, дамы были в доме одни. Мистер Мейсон, отец леди Андреа, отправился разузнать о последних новостях.

Выяснилось, что им предстоит провести день, запасаясь всем, чем можно, освобождая комнаты от ненужной мебели и собирая множество простыней, одеял и подушек.

– Скоро станет не важно, кто мы – служанки из таверны, королевы Англии или нечто среднее, – сказала леди Андреа. – Сюда будут приносить раненых, и мы опомниться не успеем, как для них не будет хватать места даже на улице.

Мысленно представив себе раненых, Мэдлин побелела – это будут те же самые офицеры, которых она видела в блестящей толпе на прогулках и танцующими на балу у герцогини Ричмонд.

– А хирурги будут? – спросила она.

– Наверное, но они будут там, на поле сражения, – сказала ее подруга, на которую, кажется, ужасный смысл ее слов не произвел никакого впечатления. – Раненые, которых будут привозить сюда, окажутся на нашем попечении. Будьте к этому готовы.

– У меня нет никакого опыта. Я не знаю, как поступать. – И Мэдлин смущенно покраснела.

Леди Андреа засмеялась своим лающим смехом.

– Вы все поймете, дорогая моя девочка. Уже завтра в это время или послезавтра вы все будете знать. Беда научит.

Но Мэдлин усомнилась все же в своих возможностях. Она даже не сумеет загнать себя в кухню и готовить бульон для раненых – она не умеет стряпать. А при виде крови ей делается дурно.

– Не беспокойтесь, – сказала леди Андреа, похлопав ее по руке и решительно вставая из-за стола. – Когда придет время, вы будете слишком заняты, чтобы помнить о том, что вы – изящно воспитанная молодая дама.

Может быть, здесь есть доля истины, думала Мэдлин, весь день колеся по улицам города без горничной или сопровождающей дамы. Как ни странно, люди шли по своим обычным делам как ни в чем не бывало, хотя улицы были запружены различными средствами передвижения, груженными тюками багажа и мебелью.