Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В своем окружении я достаточно часто встречал родителей, глуповато хихикающих в ответ на подобные заявления своих детей. «Современные дети слишком рано вступают в подростковый возраст», — легкомысленно бросали они в свое оправдание, не умея или боясь посмотреть правде в глаза. В глубине души они, конечно, надеялись, что дети, называя родителей по имени, будут больше и дольше их любить.
Отец, предлагающий поискать номер в мобильном телефоне своего пятнадцатилетнего сына, зашел бы слишком далеко. Он тут же обнаружил бы, сколько девушек значится у него в списке и какие пикантные фоновые изображения загружены для дисплея. Нет, у моего сына и меня как раз таки были собственные секреты, мы уважали личную жизнь друг друга, мы стучались друг другу в комнату, когда дверь оказывалась закрыта. И мы не разгуливали нагишом по квартире и не выходили из ванной, не прикрывшись полотенцем, потому что нам, дескать, нечего скрывать, как принято в семьях «Йориса и Вилмы».
Но я уже копался в телефоне Мишела. И обнаружил вещи, не предназначенные для моих глаз. С точки зрения Мишела, оставлять у меня свой телефон еще на час было смертельно опасно.
— Нет, папа. Я сейчас приеду за ним.
— Мишел? — сказал я, но сын уже отключился. — Черт! — крикнул я во второй раз за этот вечер, и в тот же момент из-за живой изгороди появились Клэр и Бабетта. Моя жена обнимала Бабетту за плечи.
За считаные доли секунды я принял решение не прятаться в кустах, а выйти им навстречу. Ведь все могло бы кончиться плачевно. Клэр могла увидеть, как я прижимаю к уху телефон Мишела, и заинтересовалась бы, с кем это я разговариваю (втайне от всех!), уединившись в саду.
— Клэр! — Я помахал им и двинулся в их сторону.
Бабетта все еще промокала глаза носовым платком, но слез больше видно не было.
— Паул… — сказала моя жена.
Назвав мое имя, она посмотрела на меня и, возведя взор к небу, издала воображаемый вздох. Я знал, что это означало, я уже не раз видел это выражение на ее лице, например тогда, когда ее мать приняла недавно слишком большую дозу снотворного в доме престарелых.
«Это еще хуже, чем я думала», — говорили глаза и вздох.
Бабетта, убрав носовой платок, тоже посмотрела на меня:
— О, Паул, дорогой мой Паул…
— Горячее уже подали, — сообщил я.
В мужском туалете никого не было.
Я проверил все три кабинки — они были пусты.
— Вы идите и приступайте к горячему, — сказал я Клэр и Бабетте при входе в ресторан. — Я вас догоню.
Я забрался в самую дальнюю кабинку и запер дверь на замок. Для проформы спустил штаны и сел на стульчак; трусы я снимать не стал.
Вытащив мобильный телефон Мишела из кармана, я сдвинул крышку.
На дисплее высветилось окошко, которого в саду я не заметил:
«2 пропущенных звонка. Фасо».
Фасо? Господи, ну и имечко! Явно не настоящее…
И тут до меня дошло. Естественно! Фасо! Так Рик и Мишел называли своего новоявленного брата и кузена Бо. Соединив имя и название страны.
Бо Фасо. Б. Фасо из Буркина-Фасо.
Они придумали это прозвище пару лет назад. Во всяком случае, я впервые услышал его на дне рождения Клэр.
— Тебе еще, Фасо? — спросил Мишел, протягивая Бо красную пластмассовую миску с попкорном.
Серж, стоявший неподалеку, вмешался.
— Пожалуйста, — сказал он, — прекрати. Его зовут Бо.
Самого Бо его новая кличка, казалось, вовсе не смущала.
— Все о’кей, пап, — сказал он моему брату.
— Нет, не о’кей, — настаивал Серж. — Тебя зовут Бо. Фасо! Это… это мне не нравится.
Наверняка Серж хотел сказать: «Это дискриминация», но вовремя передумал.
— Но, пап, прозвища есть у всех.
У всех. Бо хотел быть как все.
После того случая я редко слышал, чтобы Мишел и Рик употребляли это прозвище прилюдно. Но, судя по всему, оно продолжало жить своей жизнью, проникнув даже в список номеров сотового Мишела.
Зачем Бо/Фасо звонил Мишелу?
Я мог бы прослушать голосовую почту, вдруг Бо оставил сообщение, но тогда бы Мишел сразу понял, что я шарил в его телефоне. Мы оба пользовались услугами «Водафона», я знал наизусть все тексты голосовой почты. Фраза «у вас одно новое сообщение» после первого же прослушивания менялась на «у вас одно прослушанное сообщение».
Я нажал на «меню», затем перешел в «мои папки» и потом на «видео».
Появилось подменю: 1) видео; 2) скаченные видео; 3) любимые видео.
Так же как и несколько часов (вечность) назад в комнате Мишела, я выбрал третий вариант: «любимые видео». То была даже не вечность, а переломный момент, подобно переломному моменту до или после войны.
Первый кадр последнего видео обрамляла синяя рамка; это ролик, который я посмотрел вечность тому назад. Я кликнул на предыдущий ролик.
Станция. Платформа на станции. Наверное, на станции метро. Да, на наземной станции метро, где-то в спальном районе, судя по высоткам на заднем плане. Может, в районе Слотерфаарт или на юго-востоке Амстердама.
Если быть до конца откровенным, я сразу же узнал эту станцию метро и сообразил, на какой она ветке. Вот только трезвонить об этом я не стану, в данный момент это совершенно бесполезно.
Камера была опущена вниз и следила за парой белых кроссовок, поспешно перемещающихся по перрону. Спустя какое-то время камера поползла вверх, и в кадре появился мужчина лет шестидесяти, хотя и не возьмусь утверждать наверняка; в любом случае было ясно, что обладатель белых кроссовок не он. Камера приблизилась к его небритому, в пятнах лицу. Лицу бродяги, бомжа.
Я снова ощутил холодок, как прежде в комнате Мишела, ледяной холод, сковывающий тебя изнутри.
Рядом с головой нищего показалось лицо Рика. Сын моего брата усмехнулся в камеру. «Дубль первый, — сказал он. — Мотор!»
И без предупреждения ударил мужчину в ухо. Удар оказался довольно сильный, голова свесилась набок, мужчина скривился от боли и поднял обе руки к ушам, словно готовясь защититься от следующего удара.
— You’re a piece of shit, motherfucker![4]— крикнул Рик на далеко не безупречном английском, словно голландский актер в американском кино.
Камера придвинулась так близко, что небритое лицо бомжа заполнило весь дисплей. Он моргал влажными красными глазами, что-то неразборчиво мыча.
— Скажи «Jackass»,[5]— раздался другой голос за кадром, в котором я незамедлительно узнал голос собственного сына.