– Слушай, Симона, какой симпатичный этот Аркадий! – сказала Грета после его ухода. – И ты ему явно нравишься.

– Перестань, Грета.

– Я могу перестать, но это совершенно очевидно.

– Я редактор его книги.

– Это я уже слышала. Но одно другому не мешает.

– Грета, хватит об этом.

– Но почему, Симона? Что ты ведешь себя, как монашка? Или ханжа. Что плохого в том, что ты понравилась мужчине, который к тому же симпатичный?

– Я не монашка и не ханжа. Если он тебе так понравился, то я очень рада. Бери его себе.

– А тебе он разве не понравился?

– Он просто помог мне с сумками.

– И ты не хотела, чтоб он зашел?

– В первый же вечер?

– Господи, Симона, что за церемонии! Тебе же не шестнадцать лет. И потом ты же не в постель его приглашала, а на чашку чая.

– Я его не приглашала. Это ты его пригласила.

– Но я-то для тебя это сделала. Я увидела – хороший человек, ты ему нравишься, почему же не пригласить его зайти?

– Если ты для меня его пригласила, то зачем ты весь вечер с ним щебетала, как синица?

– А я должна была сказать – «вы пейте, а я вас оставлю»? Вот это как раз было бы нарочито. Но если хочешь, в следующий раз я не буду с вами сидеть.

Аркадий пришел через неделю снова. Грета приветливо его встретила, снова организовала чай, но потом, сославшись на занятость, ушла в свою комнату.

– Почему ты нас оставила в разгаре чаепития? – недовольно спросила потом Симона. – мы должны были тупо сидеть, молчать и ждать, когда ты явишься.

– Симона, скажи, чего ты хочешь? Я не знаю, как тебе угодить. Мне он не нужен. И я ему тоже, поверь. Ему явно нравишься ты. И я не хочу, чтобы ты своим глупым поведением его отвадила.

Аркадий стал заходить к ним время от времени. Он любил поболтать с Гретой, они заводили бесконечные полушутливые споры на разные темы, но при этом он то и дело обращался к Симоне за поддержкой против Греты, хвалил Симонины бутерброды и варенье, время от времени касался ее руки и всякими другими способами давал понять, что именно Симона является предметом его интереса и причиной его визитов. Например, узнав, что Симона любит герберы, он приходил именно с этими цветами.

Однажды Грета обмолвилась, что у них на кухне что-то сломалось. Он воскликнул – давайте я починю! И обратился к Симоне (а не к Грете!) – что же вы, Симона, молчите. Мы же с вами друзья! Я с удовольствием готов помогать вам.

И тут Симона совершила свою потрясающую, чудовищную, глупейшую, необъяснимую ошибку.

* * *

Симона вспомнила, как Аркадий вызвался починить что-то из утвари. Он тогда сказал: «Симона, мы ведь друзья, не так ли? Я думал, что вы меня считаете своим другом. Я могу для вас сделать все, что угодно, и уж конечно, с радостью починю этот утюг». И тогда Симона совершила ужасную глупость, но виновата в этом Грета. Потому что она так откровенно смотрела и подбадривала Симону. Чуть ли не подмигивала, а Симона этого терпеть не может. Симона не нуждалась в ее поддержке, во всяком случае, такой нарочитой. И вообще не нужны были эти разговоры «втроем». Грета должна была понять это и выйти под любым предлогом, а не вести себя, как откровенная сводня.

* * *

Симона, вместо того, чтобы от души поблагодарить Аркадия за его помощь, сказала:

– Аркадий, у вас нет ли какого-нибудь знакомого, чтоб он был полным импотентом?

Аркадий поперхнулся чаем и уставился на Симону. Он решил, что ослышался. Потом посмотрел на Грету – что это значит? Но Грета была шокирована не меньше его.

– Симона, я не понял, зачем вам мой знакомый – импотент?

– Я бы вышла за него замуж, чтобы он нам все тут чинил, помогал в хозяйстве…

– Но почему же импотент? – пыталась превратить все в шутку Грета, – если тебе нужен мужчина в доме, пусть он будет мужчиной.

– Нет, как мужчина он мне не нужен, – упорствовала Симона.

– Тебе не нужен, так может мне сгодится.

Аркадий натянуто засмеялся. Вскоре он попрощался и ушел. Больше он у них не появлялся.

* * *

После его ухода Грета накинулась на нее:

– Ты что, спятила? Что на тебя нашло?

– А что такого? Ничего ужасного я не сказала.

– Ты что, не понимаешь? Вместо того, чтобы сказать, какой он замечательный, как ты ему благодарна и все такое – ты заявляешь, что тебе нужен какой-то импотент для работы по дому.

– Чтобы он не подумал, что я хочу кого-то для других целей.

– А зачем тебе это? Ведь он только что сказал, что готов все делать, что ты попросишь.

– А пусть не думает…

– Знаешь, Симона, если б тебе было пятнадцать лет, ты могла бы себя так вести. Но в пятьдесят – извини… Он больше не придет Ты повела себя как…дура.

– Не придет – и не надо.

– Ты кому хуже сделала? Себе!

– Не знаю.

– Не знаешь? И теперь не узнаешь!

– Грета! Вечно ты у меня под ногами путаешься. Если б не ты…

– Так это я виновата, что он ушел?!

– Просто ты меня сковываешь. Твои ужимки, шутки…

– Да если б не я, ты бы рта не раскрыла. Я ведь для тебя старалась.

– А я тебя не просила.

– Ладно, Симона. Все. Больше не буду тебе помогать, как будет, так будет.

– Вот это самое лучшее.

* * *

Да, если б не Грета с ее вечными шутками и кокетством, все было бы иначе. Правда, он был женат – вроде бы, но ведь приходил к нам явно ради меня, а не ради Греты. Я, конечно, тогда сглупила. Что вдруг меня понесло? Захотела показать свою раскованность в вопросах секса.

Симона помнила, как ей хотелось так же легко шутить на пикантные темы, как это делала младшая сестра. Никто – ни Грета, ни Аркадий – тогда не поняли, что это была отчаянная, натужная попытка кокетства, что она, Симона, фактически перегнула себя, почти сломала, чтобы исторгнуть эту фразу, она думала, что будет игриво, а получилось топорно и неуместно. Она проклинала себя, но было поздно – уже сказала.

Да, все это произошло из-за Греты. Слишком много было Греты. Надо было ей вести себя потактичней, держаться на втором плане. Но нет, она не может на втором плане. Как же! Кто у нас прима! Помочь она хотела! Лучше бы не лезла. Она тогда сказала – больше не буду тебе помогать. А больше и не пришлось. Больше не было случая, чтобы Симона кому-то понравилась. А у Греты постоянно крутились поклонники. Что они в ней находят? Почему к ней все липнут?

* * *

Господи, боже мой! Я, кажется, знаю! Она мне завидует! С самого детства. Я младшая, я была хорошенькая. Я вышла замуж за интересного мужчину. Хоть мы и расстались, но все-таки двенадцать лет мы прожили. И потом у меня были другие романы – ерунда, конечно, так, ни уму, ни сердцу. Но ведь были. Да и сейчас кое-что тянется. Ее, наверное, это бесит. И на Никитку она мне завидует. Да, мы часто везде бываем, все думают, что это мой сын. А кое-кто принимает его за молодого поклонника. Ох, опять голова заболела! Увидел бы меня сейчас молодой поклонник!