Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В свертке на носу лодки нашлись вяленая рыба, ржаной хлеб и сыр. Эти припасы разожгли аппетит шелки, и он быстро насытился, запив еду горячим чаем из фляги, тоже оставленной для него смотрителем. После этого ему стало чуть теплее, и он снова задремал, а проснулся уже утром.
Глава вторая
Следующий день прошел достаточно спокойно, и «катание на водных санях» было уже не таким скоростным и отчаянным, как накануне. Лодка слабо покачивалась, и шелки лежал на дне, прикрываясь от соленых брызг непромокаемой тканью, утолял голод припасами, которые собрал для него смотритель маяка, и наслаждался звуками моря: свистом ветра, плеском волн, далекой песней полярных китов.
Из-за облаков показалось солнце, и даже слабый его свет грел шелки душу. Зима постепенно сменялась весной, и холод, многие месяцы сжимавший эти края в своем железном кулаке, терял силы. За лодкой увязались дельфины: они прыгали и ныряли в волнах, оставляя на темно-зеленой поверхности океана след из пузырей. На пути шелки встречались огромные, как целые стога сена, медузы «львиные гривы». И медузы мелкие, проносившиеся мимо почти незаметно. А были и такие, которые светились подобно фонарям во мраке. Серебристые косяки сельди мерцали под водой, а в небе кружили чайки. За день мимо лодки проплыло два семейства гринд и группа китовых акул, медленно и неслышно скользящих под поверхностью воды. На больших валунах и шхерах собирались разные виды тюленей: серые, пестрые, обыкновенные, гренландские. Они отдыхали на покрытых водорослями камнях, общались друг с другом, лениво плескались рядом с лодкой. И невозможно было угадать, есть среди них шелки или же это все простые жители открытого моря. От этого юноше становилось особенно горько: он настолько все забыл, что даже не узнавал своих сородичей.
Правда, шелки заметил одну самку серого тюленя, которая наблюдала за их лодкой с тех пор, как они вошли в более южные воды. Метки на ее шкуре казались ему смутно знакомыми, и он гадал, не та ли эта девушка, что пришла к нему на «Кракен». Он не мог знать этого наверняка, но ему нравилось так думать, и благодаря ей шелки чувствовал себя спокойнее. Даже высматривал ее и пытался звать, но она держалась поодаль.
Дочь китов тем временем все тянула за собой лодку, рассекая уже более теплые воды и питаясь проплывающей мимо селедкой и макрелью. Шелки заметил, что сам воздух как будто стал мягче, а это был верный признак весны. С нею пришла и свежая искра надежды – надежды на то, что он успеет спасти новорожденное дитя и вернуться вместе с ним к своему клану. Дни шли один за другим, и лодчонка уверенно приближалась к гавани.
На восьмой день запасы еды и питья уже почти иссякли, но шелки заметил на синем горизонте знакомый силуэт. Китобойное судно с косым треугольным парусом могло принадлежать кому угодно из Народа, но шелки сразу понял, что это «Кракен», и у него не было ни тени сомнений. Он в отчаянии воззрился на шхуну, и с одной-единственной мачты корабля донесся крик, который он уже слышал не раз:
– Киты-ы-ы-ы!
Глава третья
Смотровой заметил полярного кита всего за пару секунд до того, как шелки разглядел парус «Кракена» на горизонте. Обычно киты не двигались по прямой среди волн, не меняя курса и не погружаясь в воду, и на корабле наверняка сделали вывод, что эта юная самка ранена или больна. Они увидели белые фонтанчики, что всегда поднимались от дыхала китов, и сразу развернулись, чтобы броситься в погоню.
Шелки поторопил свою проводницу, но он не помнил язык океана, и потому его слова не имели для нее смысла. Она все тянула свою горькую песню, позволяя шхуне подплывать все ближе. Наконец юноша не выдержал, достал нож и обрезал веревку.
– Плыви отсюда! – крикнул он. – Спасайся! Пока за тобой не пустили охотничью шлюпку!
Пускай морское создание не понимало человеческого языка, оно уловило тон голоса. Дочь китов на мгновение замерла на поверхности. Веревка соскользнула с ее огромных челюстей. Шелки увидел, как ее глаз медленно закатился в знак осуждения, а затем она скользнула под волну, и ее мощное темное тело беззвучно потонуло в серебряном следе пузырей. Лодка шелки закачалась, замерла и, потеряв свой мотор, осталась один на один с морем и отдалась его волнам.
«Кракен» приблизился, и шелки увидел лица матросов, готовых к охоте. В нос ударил запах от кипящих котлов для вытапливания сала и смрад смерти, навсегда приставший к этому кораблю. За неделю в открытом море шелки отвык от этой кошмарной вони, и его замутило. На воду уже спускалась уцелевшая шлюпка, на носу ее сидел Джон Маккрэканн в вязаной шапке моряка. При виде своего зятя он сощурил темные глаза и помрачнел, как небо зимой.
– Лучше бы ты остался там, – сказал он. – Со своими сородичами.
Шелки улыбнулся ему, но не приветливо, а с неприязнью, и китобой вздрогнул от этой улыбки.
– О чем вы? – спросил юноша, и его тесть оглянулся на команду.
– Ты прекрасно понимаешь, о чем. Я должен защищать честь дочери. Мы скажем ей, что ты храбро погиб в море. Никто из нас не расскажет о ее позоре.
С этими словами он поднял свой гарпун и указал им на шелки.
– А что вы скажете о себе, китобой? – спросил юноша. – О своем позоре?
За последние дни в море шелки успел поразмыслить над словами смотрителя маяка, бабушки Флоры и девушки из клана Серых Тюленей. Разрозненные страницы книги на незнакомом ему языке наконец собрались в единую историю. Ошибка грозила смертью, но отточенная в дикой природе интуиция подсказывала шелки, что его подозрения верны. Он улыбнулся китобою, а тот взглянул на него поверх своего гарпуна и сказал:
– Мне нечего стыдиться. Я горжусь тем, кто я есть.
– И кто вы есть? Кем был ваш отец? Какому клану принадлежал? Кто дал вам ваше имя?
– Маккрэканн – старая островная фамилия, – твердо произнес китобой.
– Но что она означает на языке островов?
Джон Маккрэканн промолчал. За время, проведенное в семье Флоры, шелки изучил имена людских кланов, надеясь сблизиться с Народом, и сам знал перевод этой фамилии: «Сын тюленьей