Потом он повернулся и пошел назад. Шел медленно, считая шаги, стараясь отсчитывать секунды и принуждая себя не бежать.

Он знал – если страх победит, с ним будет покончено. Он никогда больше не сможет охотиться.

– С тобой все в порядке?

Сол ждал его.

– Да.

Шон опустился на землю рядом с ним.

– Видел что-нибудь?

– Нет.

Сол смотрел на него.

– Ты уверен, что все в порядке?

Шон вздохнул. Когда-то он уже пугался. Страх пришел к нему в шахте под обрушившимися камнями. Потом в той же шахте он поборол его и вышел один, без страха. И на этот раз он точно так же надеялся оставить страх на том берегу, но страх последовал за ним. И Шон понял, что страх его никогда не покинет. Теперь он всегда будет рядом.

«Придется обуздать его, – подумал он. – Приучить к узде и седлу».

– Да, со мной все в порядке, – ответил он Солу. – Который час?

– Полшестого.

– Пошлю Мбежане обратно.

Шон встал и пошел туда, где с лошадьми ждал Мбежане.

Он протянул Мбежане небольшой квадрат зеленой ткани – оговоренный заранее сигнал о том, что ни мост, ни деревню не защищают крупные силы.

– Я вернусь, – сказал Мбежане.

– Нет. – Шон покачал головой. – Тебе здесь нечего делать.

Мбежане отвязал лошадей.

– Оставайся с миром.

– Иди с миром.

Шон радовался, что Мбежане здесь не будет – он не сможет стать свидетелем, если Шона сломает этот вновь обретенный страх.

«Нет, я не должен сломаться, – мрачно решил он. – Сегодня день испытания. Если я его выдержу, значит я, вероятно, обуздал страх».

Он вернулся туда, где в темноте ждал Сол. Лежа рядом, они наблюдали рассвет.

Тьма отступала, с каждой минутой поле их зрения расширялось. Теперь мост четким геометрическим рисунком выделялся на темных холмах.

Потом Шон смог разглядеть темные кусты на фоне более светлой травы и камня.

Новорожденный свет искажал расстояния, делал высоты впереди более далекими и уже не враждебными. Над рекой длинной вереницей пролетели цапли – они летели достаточно высоко, чтобы попасть в лучи солнца, и казались ярко сверкающими золотыми птицами в мире теней. С рассветом поднялся холодный ветер, его шорох в траве смешивался с журчанием речной воды.

Потом солнце осветило холмы, словно благословляя армию Республики. Туман в ущельях корчился в агонии от его тепла, и настал день, светлый и чистый, как роса.

Шон в бинокль разглядывал возвышения впереди.

В сотнях мест виднелись дымы, словно вся армия буров варила кофе.

– Думаешь, они нас заметили? – спросил Сол.

Шон покачал головой, не опуская бинокль. Два небольших куста и укрытие из травы надежно скрывали их.

– Ты уверен, что с тобой все в порядке? – снова спросил Сол.

Лицо Шона было искажено болезненной гримасой.

– Живот болит, – хмыкнул Шон. «Пусть начнется. Пусть поскорей начнется». Ожидание хуже всего.

И тут земля под Шоном задрожала; дрожь была очень слабая, но Шон почувствовал облегчение.

– Пушки пошли. – Он встал, используя кусты как укрытие, и оглянулся.

Единой колонной, через строго равные интервалы пушки двигались к полю боя. Они были еще далеко и казались крошечными, но быстро росли; всадники на передних лошадях каждой упряжки подгоняли ее. Они подъехали ближе – Шон увидел, как поднимаются и опускаются руки с хлыстами, услышал грохот колес и крики всадников.

Шестнадцать пушек, сто пятьдесят лошадей, которые их тащат, и сто человек, которые их обслуживают. Но на обширной равнине у Коленсо колонна казалась маленькой и незначительной. Шон посмотрел за нее и увидел марширующую следом пехоту: выстроившись в подобные частоколу шеренги, тысячи солдат ряд за рядом шли по равнине. Шон почувствовал прежнее дикое возбуждение. Он знал, что армия движется по ориентирам, которые ночью установили они с Солом, и что им первым из всех этих тысяч предстоит пройти по мосту.

Возбуждение, которое он испытывал сейчас, отличалось от всего пережитого раньше. Оно было острее, пикантнее, приправленное красным перцем страха. Впервые в жизни Шон почувствовал, что страх может быть приятным.

Он следил, как разворачиваются люди и орудия – фигуры на коричневом игровом поле, которые победят или погибнут в зависимости от того, какие карты сдаст война. И знал, что он – одна из этих фигур. Это знание одновременно пугало и заставляло ликовать.

Пушки были уже близко. Шон разбирал отдельные слова в криках верховых, видел на их лицах такое же возбуждение.

Близко... пожалуй, слишком близко. Шон тревожно оглянулся на грозные высоты за рекой, измеряя расстояние. Около двух тысяч ярдов, дальность ружейного выстрела. А орудия продолжали движение.

– Боже, они с ума сошли? – вслух спросил Шон.

– Пора начинать обстрел. – Сол тоже понял опасность. – Нельзя подходить ближе.

А орудия неумолимо приближались. Звуки их движения превратились в низкий гром; за ними с влажной от росы земли лениво поднималось облако пыли; на губах лошадей выступила пена, постромки натягивались.

– Они в пределах досягаемости. Остановитесь, ну! – простонал Шон. – Это будет бойня.

Всадники поднимались на стременах, проверяя состояние колес. Артиллеристы спрыгивали с лошадей, отпуская их на волю, а сами принимались отцеплять и разворачивать пушки. И в этот миг беспомощности, когда люди толпились у орудий, разворачивая их к холмам, под истерическое ржание вставших на дыбы лошадей, в эти мгновения, раньше чем снаряды были выгружены и ровными рядами разложены возле пушек, – именно тогда буры открыли огонь. Звуки выстрелов не были воинственными, им не хватало ярости – ослабленные расстоянием, они напоминали хлопки сотни шутих, и поначалу последствия не были заметны. Достаточно густая трава скрывала удары пуль, а пыль слишком пропиталась росой, чтобы подниматься, обозначая места попаданий.

Потом упала и забилась лошадь, она потащила за собой и вторую. Два человека бросились перерезать упряжь, но один не добежал. Он неожиданно сел в траву и поник головой. Упали еще две лошади, одна дико мотала ногой – пуля перебила ее выше колена.

– Убирайтесь! – закричал Шон. – Уходите, пока есть время! – но его голос не долетел до артиллеристов, заглушенный криками людей и раненых лошадей. Послышался новый звук, который Шон не сумел определить, – звук, похожий на стук града по жестяной крыше: вначале отдельные удары, потом все более частые, словно в неровном ритме застучали сотни молотов, – и Шон понял, что это пули бьют по металлу пушек.