Он взмахнул мечом, и теперь Вольфрам заметил, что левая рука рыцаря почти не двигается и он едва ли сможет действовать ею во время сражения.

— Встань рядом с моей лошадью и не позволяй ей вмешиваться в схватку. И еще: если я лишусь своего меча, будь готов поднести мне другое оружие.

Джессан крепко сжал в руке нож. Вольфрам с опаской подумал, что упрямый тревинис не пожелает выполнить повеление рыцаря и решит остаться рядом с ним. Однако Джессан понял, что здесь, как на поле битвы, нужно мгновенно повиноваться. Будучи прирожденным воином, юноша привык выполнять приказы. Рыцарь был значительно старше его и имел право повелевать. Он отнесся к Джессану с уважением и дал ему поручение, которое тот должен добросовестно исполнить.

— Меня зовут Джессан, сын Когтистого Медведя. Я не подведу тебя, господин, — ответил рыцарю юноша.

Он произнес эти слова по-тирнивски, показывая свое особое уважение к Густаву, но тот был слишком поглощен ожиданием врикиля, чтобы обратить на это внимание. Рыцарь просто кивнул и снова повернулся лицом к Порталу.

Джессан бросился к стоявшей между деревьями лошади. Животное не выказывало ни малейших намерений возвращаться на берег, чтобы помочь хозяину. Вольфрам, как всякий дворф, разбирался в лошадях и мог с уверенностью сказать, что мало найдется таких воспитанных боевых лошадей, как эта. Даже если небо начнет падать на землю, она останется стоять там, где ей велел хозяин. Ничего не скажешь: рыцарь быстро разобрался в горделивой природе Джессана и, не обижая юношу, тактично услал его подальше от места схватки.

Башэ высвободил свою руку из руки дворфа и тоже направился к лошади. Восхищенно поглаживая ее по крупу, он негромко заговорил с нею. Пеквей выбрал эльдерский язык, который лошадь наверняка привыкла слышать, и спросил, не хочет ли она пить. Похоже, лошадь поняла его слова, поскольку слегка мотнула гривой. Однако все ее внимание было приковано к хозяину. Лошадь напряженно ждала, готовая броситься на берег по первому зову. Джессан достал из седельной сумки боевой топор и крепко сжал его, отчего даже костяшки пальцев у него побелели. Как и лошадь, он застыл в напряженном ожидании.

Вода возле Портала потемнела и приобрела какой-то зловещий оттенок. Появились клочья мутной пены. По всему ощущалось, что к берегу приближается воплощенное зло. Оно поглотило собой все звуки, и Вольфрам не слышал ничего, кроме биения собственного сердца. Его удары гулким эхом отдавались в пустом пространстве.

— Если за ним гонится врикиль, мне надо уносить отсюда ноги, — твердил себе Вольфрам.

Обливаясь потом и хватая ртом воздух, он заставил себя оторвать взгляд от бурлящей воды.

— Это не моя битва, — про себя произнес дворф, пятясь задом. — И до этих юнцов мне тоже нет дела, как и до рыцаря, да хранят его боги. — Вольфрам сделал еще один шаг. — Я сделал то, ради чего меня посылали, и нашел то, что должен был найти. Теперь для меня главное — остаться в живых и сообщить о моей находке. Рыцарь сам велел мне убираться подальше, и здесь я с ним полностью согласен.

Возможно, то была судьба, а может — воля богов. Очень может быть, что причиной явилась и собственная нерешительность дворфа или браслет на его руке. Могло быть и так, что всему виной оказался проворный суслик, прорывший в земле ход. Дворф сделал третий шаг назад, после чего собирался повернуться и броситься прочь. Но тут его нога попала в норку, прорытую в мягкой почве. Вольфрам вскрикнул от удивления и рухнул вниз, растянув себе лодыжку.

Темная вода шипела и пузырилась, словно варево в гигантском котле. Из Портала вылетела черная лошадь с черной фигурой всадника на спине. Призрачное сияние Портала не осветило их; оно не вспыхнуло ни на мокрой шкуре лошади, ни на черных доспехах. Зло вбирало в себя весь свет, отчего звезды померкли, а тьма стала кромешной. Ветер утих, и даже воздух не мог пробиться в легкие. Темные силуэты лошади и всадника заставили мерцание Портала почти полностью угаснуть; оно превратилось в едва заметное колеблющееся пятно на воде.

Доспехи женщины-врикиля были столь же черны, как и Пустота, породившая их. На плечах и локтях торчали зловещего вида шипы, служившие дополнительным оружием.

Дворф слышал немало легенд о врикилях — исчадиях Пустоты, неподвластных смерти, но никогда не воспринимал эти сказания всерьез. Даже сейчас он все еще отказывался верить в существование врикилей. Ему бы очень хотелось думать, что он видит кошмарный сон, от которого вскоре пробудится и посмеется над своими страхами.

Черная лошадь понеслась прямо к рыцарю в серебряных доспехах. Владыка Густав опустил забрало и встал на берегу, ожидая встречи с врагом. От всадницы веяло магией Пустоты. Даже деревья безжизненно склонили свои ветви; казалось, магия зла пригнула их к земле, как ураган пригибает былинки.

Полуослепший и оцепеневший от страха, Вольфрам припал к траве, моля только о том, чтобы женщина-врикиль его не заметила. Лошадь рыцаря заржала и ударила копытами. Башэ заскулил и даже Джессан вскрикнул от ужаса. Услышав звон скрестившихся мечей, дворф решился поднять глаза.

Женщина-врикиль заметила, что ее противник спешился и не имеет щита, который он все равно не смог бы удержать раненой рукой. Она решила, что на этот раз ему не уйти, поэтому убрала меч и достала огромную булаву. С нечеловеческой силой она принялась размахивать своим оружием.

Булава со свистом рассекала воздух, будто рой голодной саранчи. Женщина-врикиль намеревалась пробить доспехи рыцаря. Если удар и не убьет его, то наверняка оглушит и лишит сознания, сделав беззащитным перед вторым ударом.

Густав спокойно стоял с поднятым мечом. Его противница бросилась прямо на него, замахнувшись булавой. Густав не дрогнул.

Вольфрам не сомневался, что конец рыцаря неминуем, и терзался вопросом об участи их троих.

Густав выкрикнул на виннингэльском языке странные слова:

— Сладостная горечь памяти!

От доспехов и от меча исходило серебристо-голубое сияние. Густав взмахнул мечом, защищаясь от булавы, и магия благословенного оружия столкнулась с проклятой магией Пустоты. На землю посыпались искры. Даже воздух содрогнулся от удара. Меч Густава отсек кисть руки женщины-врикиля. Булава и кольчужная рукавица упали на землю.

Густав зашатался и отпрянул назад. Чувствовалось, что ему стоило неимоверных сил удерживать в руке свой меч. Он поднял голову и посмотрел на противницу, рассчитывая увидеть ее поверженной.

Столь ужасающий удар убил бы любого смертного. Однако это исчадие лишь немного удивилось выпавшей булаве и с прежним напором продолжило сражение. Натянув поводья, женщина-врикиль пришпорила лошадь и понеслась прямо на рыцаря.

Нам всем конец, думал Вольфрам. Теперь врикиль расправится с Владыкой, а потом перебьет и нас. Дворф оглянулся на юношей. Джессан стоял, держа поводья лошади Густава, и даже не замечал, что держит их. Он следил за битвой широко распахнутыми, возбужденными глазами. Башэ дрожал от ужаса, выглядывая из-под лошадиного брюха.