— Да ты знаешь, кто я⁈ Я приказчик купца Дурыгина! — лицо детины аж побагровело от злости.

— А я дворянин и срал я на твоего купца, — спокойно выкладываю единственный свой козырь.

— Да Дурыгин с самим губернатором чай пьёт!

— С Баумгартнером? — лениво интересуюсь, уже зная, кто тут главный в Костромской губернии. — И что? Он отнимет у сироты погибшего защитника Отечества купленную лошадь? Да не верю! Ты, значит, власть позорить вздумал? Что за Дурыгин?

— Это тот, который трёхэтажным доминой в центре города владеет. У нас ещё там музей будет в будущем, — шепчет мне на ухо Тимоха, стоящий за спиной.

Ну да, купчина явно из богатых. Дом его я как-то рассматривал: на каждом этаже по пятнадцать окон в ряд. Можете представить, сколько там комнат? Однако, я-то — дворянин, а этот купец — чернь! Пусть и богатая, но чернь. И кто он там с губернатором Баумгартнером — тайным советником или генералом, мне, честно говоря, плевать. Как мне уже шепнули, наш губер — тот ещё мздоимец. Назначает на должности за деньги, со всех берет.

— Ты погоди, паря. Давай к хозяину коня вернёмся, и пусть он нас рассудит, — уже спокойнее продолжает приказчик.

— Я хозяин этому коню уже три дня как! Просто стоял он у бывшего владельца. Если он тебе моего коня продал, то сам с ним и разбирайся! — не ведусь я.

— Ну, шельма! — зло высказался по поводу продавца дядька.

— Сам шельма, — пробурчал тихонько Тимоха себе под нос.

— Ладно, барин, — проговорил, наконец, приказчик, уже окончательно успокоившись. — Но если чего — к Дурыгину идём разбираться!

— Да идите хоть к самому царю! — отмахиваюсь я.

Приказчик что-то пробурчал, махнул своим людям, и они убрались восвояси.

— Давай, дуй в гостиницу и там сиди, жди меня. И с коня глаз не спускай! — даю указания я кучеру, а сам направляюсь в Дворянское Собрание.

Глава 13

Швейцар, а таковый в заведении имелся, удивил меня, узнав с первого взгляда. Видимо, Лешка с батей сюда не раз захаживали. Может, и с матушкой. Так или иначе, пропустил меня без лишних вопросов. Внутри пока пусто — рано я, видать, явился. Читаю начертанный на листе бумаги план сегодняшнего собрания:

Дело о взыскании Дворянским депутатским Собранием денег за оставшийся с 1812 года провиант по 4-му Костромскому пехотному полку с луховского мещанина Первовского Федора (бывший ратман) и с мещанина Аристова.Дело о взыскании Костромским Дворянским Собранием денег за провиант с провиантского чиновника губернского секретаря Воронина.Дело о взыскании Костромским Дворянским Собранием денег за муку и крупу с провиантского чиновника I-го резервного ополчения Констапеля Андрея Киленина.Представлении в казённую палату отчёта об израсходовании денег на отделку каменной гауптвахты в городе Костроме и постройку гостиниц на Нижегородском тракте.Разное.

Оно мне надо? Что там с кого взыскивать — мне вообще фиолетово.

Собрался было уходить, но тут вижу — ко мне катится колобок на кривых ножках. «Местный распорядитель дядя Мурза», — как выдала моя память. — «Татарин, друживший с моим батей и частенько гостивший у нас в доме».

— Давненько, Леша, тебя тут не было, — искренне радуется он мне. — Поснедать хочешь?

— Да ел недавно, — отчего-то лыблюсь я.

Думаю это память прошлого владельца тела, любил он дядьку. Меня проводят по всему особняку, довольно ветхому, кстати. Карточные столы, пара диванов, шкафы с медалями и оружием: медаль за победу при Чесме, за взятие Парижа. Какие-то карты на стенах. В отдельном кабинете служебные документы: родовые книги, печати и штампы.

— А много у нас в губернии дворян? — интересуюсь я.

— А вот тут всё имеется, — охотно отвечает довольный Мурза.

Из шкафа извлекается толстенный талмуд и зачитывается:

— В городе Кострома, если брать потомственных дворян, то мужского полу будет 377 человек, а женского — 390. Личных дворян — 496 и 442, соответственно. Если по уездам, то наш… — Мурза на минуту зарылся в цифрах.

— Итого четыре с лишним тысяч дворян у нас? — удивился я многолюдности местного дворянства.

— Это потомственных, — поправил дядька. — И личных, тех, что звания за службу получили, а не по рождению, ещё почти две тысячи. Но беда — многие из них без земли, да и без крепостных, прости господи. А у девяти из десяти меньше сотни душ обоего пола набирается! Ещё тысяча имеет от одного до десяти. Половина дворян не имеет вообще крестьян — сами пашут.

Он ненадолго замолчал, выжидая, когда вся эта картина у меня в голове уляжется, и продолжил:

— Селений у нас больше десяти тысяч, а там полмиллиона крестьян и тысяч тридцать дворовых. Имений у помещиков — четыре тысячи. Из них на оброке — две трети, — с каким-то видимым удовольствием сыпал цифрами дядька, будто каждое имение сам лично опекал.

Меня аж передёрнуло от этих цифр. Оказалось, что многие дворяне, как ни крути, почти разорены, а у остальных — по чуть-чуть земли, без крепостных да без средств. По сути, лишь единицы действительно что-то значат. Похоже, что мои владения, хотя и скромные по сравнению с богачами, были ещё не так плохи.

— А те, что совсем без земли, — уточнил я, — чем занимаются?

— Как чем? В чиновники идут, служат, — ответил Мурза, пожимая плечами. — Или в бедности живут.

Постепенно в зале Собрания начали появляться люди. Самые разные — старики с седыми висками и морщинами, мужчины в расцвете сил, дамы разной комплекции, но молодых девиц среди них, увы, не видно. Досадно. Ведь половой вопрос так и не закрыт!

Меня знают далеко не все — батя погиб давно, когда я маленький был, а вот мама тут бывала со мной на выборах пару раз.

Мурза, будучи человеком опытным и умелым, представляет меня тут одному, там другому. В лучшем случае я удостаиваюсь небрежного кивка, мол, «видели такого», а в худшем — меня начинают учить жизни. Покровительственным тоном, естественно, раздаётся целая вереница советов. Кто-то начинает рассуждать, как управлять крестьянами, кто-то советует, как «правильно» вести себя в Собрании.

— Вот ты, Алексей Алексеевич, — вещает один, лысый, с важным видом, — не забывай, что честь рода на твоих плечах лежит.