Но тут ее задние лапы отказали окончательно, Делла не могла больше ходить. Дэвид помог мне оборудовать для нее место в спальне, сделав подстилку из подушек и мягких одеял. Здесь она и лежала, высоко держа голову (дверь спальни всегда была открыта), так что когда я не находилась рядом с ней, она могла меня видеть. Если я чувствовала ее взгляд, то подходила к моей прекрасной собаке, гладила ее, а она прижимала уши, показывая свою любовь.

Ее индивидуальность, сила характера, ум в глазах – все сохранилось. Но тело начало разрушаться. Ее мускулы атрофировались и даже я, хотя раньше не хотела верить этому, сейчас не могла отрицать: надежды повернуть время вспять больше не было. Делла умирала. Я в ужасе думала о том, что именно мне предстоит выбрать день и час, когда завершится ее жизнь. «Будь решительной, – сказала я себе. – Ты любишь ее и поэтому должна совершить заключительный акт любви».

Мы с Дэвидом решили, что отвезем Деллу в знакомую ей клинику, там ее усыпят, и мы похороним ее на нашей ферме.

В то субботнее утро к дому подогнали фургон, на его заднем сиденье были постелены одеяла для Деллы. Мы с Дэвидом зашли в дом, чтобы забрать собаку. Она почувствовала, что мы куда-то собираемся, и ей тоже захотелось поехать с нами. Когда мы вошли в спальню, чтобы отнести ее в машину, произошло нечто удивительное. После месяцев лежания Делла, которая могла лишь с трудом поворачивать голову, встала и на слабых, подгибающихся лапах медленно пошла по квартире. Затем – мы были готовы подхватить ее, если она начнет падать, – она вышла в коридор, а потом в переднюю. У небольшой ступеньки в передней собака остановилась, ее лапы тряслись. Мы с Дэвидом помогли ей подняться на ступеньку. Затем она прошла через наш маленький садик, вышла за ворота и ступила на тротуар. Дэвид пошел открывать двери фургона, а я вела Деллу; она, пошатываясь, подошла к фургону и остановилась. Мы подняли ее в машину и посадили на мягкие одеяла.

Утомленная ходьбой, она спала большую часть пути. Но иногда я чувствовала на себе ее взгляд, поворачивалась и видела, что она не спит и смотрит на меня. Я улыбалась ей, протягивала руку и гладила ее, а затем отворачивалась, чтобы она не видела моих слез.

Наша ужасная поездка закончилась за ветеринарной клиникой, на небольшой площадке, посыпанной гравием. Мы поставили фургон в тени дерева, ненадолго оставили Деллу, а сами пошли в приемную, где была большая очередь. Нас ждали: мы заранее предупредили, что не будем вводить собаку внутрь, и ветеринар обещал через несколько минут подойти к машине.

Мы поспешили обратно в фургон, я села рядом с Деллой, обняла ее и стала с ней разговаривать. Когда у меня начинали катиться слезы, я вытирала их, стараясь не показывать своего лица. Делла умела читать по моему лицу и понимала, что у меня на душе. Думай только о ней, говорила я себе. Думай только о ней и сделай эти минуты, последние минуты ее жизни, такими, как она заслужила: спокойными и мирными.

Спустя несколько минут вышел ветеринар и подошел к двери фургона. Когда Делла увидела его, то слабо рванулась к нему, даже здесь, даже сейчас пытаясь защитить меня. «Нет, нет, Делла, все в порядке, – проговорила я, успокаивая ее поглаживанием. – Это наш друг. Наш друг». Собака доверяла мне, я почувствовала, что ее тело расслабилось, она отвела взгляд от врача и посмотрела на меня. Со шприцами в руках – один, чтобы успокоить ее, а второй, чтобы остановить ее сердце, – ветеринар взглянул на меня. «Она готова», – сказала я. Я держала Деллу и улыбалась ей, нежно поглаживая по шее. Когда ветеринар взял ее переднюю лапу и сделал первую инъекцию, я говорила: «Хорошая девочка, Делла, хорошая девочка». Ветеринар вытащил иглу и подождал несколько минут. «Я люблю тебя, Делла, люблю», – повторяла я, когда он начал делать второй укол.

Она по-прежнему смотрела на меня. А потом мирно закрыла глаза и умерла. И тогда я заплакала. Мы поехали на ферму, подъехали к поляне возле гаража, который когда-то построил мой отец. Делла любила эту часть двора, здесь она играла с Морганом, и мы с ней часто приходили сюда. Дэвид вырыл яму. Мы завернули тело Деллы в белую простыню и аккуратно опустили в землю под сосной. Эта сосна и сегодня растет там. С тех пор, когда я приезжаю в Календарь, то утром первым делом прихожу сюда и с чашкой кофе в руках стою там, где лежит Делла.

Тимба – необычный гибрид с волком – самая красивая из всех когда-либо виденных мною собак: на белой, украшенной темной маской морде сияли желтые глаза; спина была серебристо-серой с белыми отметинами, а лапы, грудь и хвост – белыми; длинная, роскошная шерсть хранила запах диких трав. Под стать дивной внешности и характер: ласковая, чуткая, она всеми доступными ей средствами старалась веселить меня. Это была сама Весна. В то время как Делла просто жила на радость мне, Тимба превращала мою жизнь в праздник.

Я уже упоминала, что Делле было почти девять лет, когда по воле случая в нашей жизни появилось это очаровательное существо, неуклюжий подросток с весьма необычной родословной: мать – маламут, отец – гибрид хаски (эскимосской лайки) и серого волка. Чтобы стало понятно, каким образом эти три составляющих соединились в уникальной собаке по кличке Тимба, я немного расскажу о маламуте, хаски и волке обыкновенном.

Начну с аляскинского маламута. Эта огромная северная собака (относится к группе рабочих собак) получила свое название по имени коренных жителей северо-запада Аляски – малемутов и использовалась как ездовая. Высота в холке 59–64 сантиметра, вес от 34 до 56 килограммов. Сильное, мускулистое, компактное туловище покрыто густой тяжелой шерстью средней длины с плотным подшерстком; когда собака «полностью одета», глубина подшерстка достигает 3–5 сантиметров. Пушистый хвост изящно закинут на спину. Окрас спины самый разный: от светло-серого до черного; но для всех маламутов характерен белый окрас живота и лап, а также наличие темной маски на морде. Глаза – коричневые миндалевидные. И хотя в наше время многие маламуты взирают на мир глазами изумительно голубого цвета, на самом деле для представителей этой породы глаза любого другого цвета, кроме коричневого, являются дисквалифицирующим пороком на выставке. О характере: маламут – дружелюбная, уравновешенная собака, имеющая, однако, стремление доминировать и самостоятельно управлять ситуацией. Поэтому слывет собакой упрямой и плохо поддающейся дрессировке. (Кстати, оценка маламута по шкале Корена всего лишь 50). У этих собак хорошо выражен охотничий инстинкт, что оборачивается постоянными проблемами с мелкими домашними животными. Маламут, как правило, не лает, но обладает недюжинными вокальными способностями и известен как большой любитель выть. Поскольку этой собаке изначально не свойственны агрессивность и стремление охранять, она не будет хорошим сторожем. А независимый нрав не позволит ей стать так называемой «собакой одного хозяина».

Хаски (эскимосская лайка) тоже относится к группе рабочих собак, на Севере ее традиционно использовали как ездовую собаку. Это животное средней величины, пропорционального сложения, его высота в холке 53–60 сантиметров, вес 16–27 килограммов. Густой мягкий подшерсток поддерживает жесткие и прямые остевые волосы. Подобно маламуту, хаски линяет практически круглый год (особенно весной), поэтому его необходимо регулярно вычесывать. Но именно из-за этой своей особенности хаски всегда очень чистые и не имеют неприятного запаха, свойственного многим собакам с густой шерстью. Свой пушистый хвост в спокойном состоянии хаски держит опущенным, а когда возбуждена, то закидывает на спину. Глаза у нее миндалевидные, коричневого или голубого цвета, они бывают также разными (один коричневый, другой – голубой) или двухцветными (коричнево-голубыми).