– Заставь меня.

– Я должна заставить тебя?

– У нас в деревне есть одна поговорка, – сказала я.

– Вот как?

– На мед можно поймать больше мух, чем на уксус.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросила Милдред.

Я пожала плечами. Она казалась умной, и все равно приходится объяснять очевидные вещи.

– Что ты должна сделать так, чтобы я захотела рассказать.

– Ладно, Эллинор, – Милдред откинулась на спинку дивана. – Я понимаю, что ты хочешь сказать, и уважаю это.

– Хорошо. Итак?

Милдред задумалась. Потом сняла одно из колец, с безымянного пальца.

– Видишь это кольцо? – спросила она. – Оно мое и Калисто. Ты получишь его от меня в качестве доказательства того, что я отдаю тебе Калисто. Он твой. Вот, возьми. Ты заберешь мужчину и все, что к нему прилагается. Расскажи только, где рукопись.

Я взяла кольцо из протянутой ко мне руки. Оно выглядело дорогим и шикарным.

– Достаточно меда, чтобы порадовать твоих мух? – спросила Милдред.

– И что мне с ним делать?

Улыбка исчезла с ее лица.

– Ты когда-нибудь слышала про символическую ценность?

– Символическую ценность?

– Когда вещь означает нечто большее, чем то, чем является в качестве вещи.

– Я не особо хорошо разбираюсь в вещах, которые значат не то, что значат. Мне нужен Калисто, а не какое-то кольцо секонд-хенд.

– О, – простонала Милдред. – Раньше он хотя бы потщательней выбирал себе любовниц. Но ты, ты же просто…

– Что?

– Не знаю. Такая прозаичная.

– Прозаичная?

– Давай посмотрим на это с практической точки зрения, – сказала Милдред и откашлялась. – Ты получишь минимум пятьдесят тысяч, если решишь его продать.

– Пятьдесят тысяч крон? – уточнила я.

– Да. Должно хватить на билет до дома и еще кое-что останется, так сказать.

Я еще раз осмотрела кольцо. С внутренней стороны было написано «Милдред Калисто 2000». Я протянула кольцо Милдред и сказала:

– Окей. Вот. Отдашь мне его, когда закончим.

– Хорошо, – согласилась она, беря кольцо. – Ты рассказываешь, где рукопись, и становишься на пятьдесят тысяч богаче. Неплохая сделка, не так ли?

– Да. Неплохая.

И всё бы ничего, только меня раздражал ее стокгольмский выговор. Такое чувство, что человек думает, что он выступает по телевизору. В стокгольмцах меня раздражает одно их качество – то, что они нас не любят. Думают, что мы деревенщина и расисты. Может, мы действительно деревенщина и расисты, но не настолько деревенщина и расисты, как они сами.

– Кольца мало, – сказала я.

– Ты говоришь, что тебе мало кольца?

– Да. Кольцо, как ни крути, это всего лишь деньги. У меня никогда не было денег и ничего, прожила как-то. Мне нужно еще одно.

– Что же? – спросила Милдред.

– Я хочу, чтобы ты рассказала о Калисто.

– О Калисто?

Это прозвучало так, будто я попросила ее рассказать мне о расписании поездов или о кладбище в городе Эслёв у нас на юге.

– Что тебя интересует?

– Во-первых, я хочу узнать, почему у него имя, как название мороженого.

– Мороженого?

– Да. Почему его так зовут? Такое мороженое продается в киосках, летом.

Милдред выглядела, как человек, который только что свалился с неба. Как будто ее слепые глаза были повернуты внутрь и видели что-то, чего нельзя обнаружить снаружи.

– Ты имеешь в виду «Калиппо»? – произнесла она после паузы. – Ты имеешь в виду это мороженое? Фруктовое такое? «Калиппо». Оно называется «Калиппо».

Я почувствовала, как лицо заливает румянец, но было поздно отступать. Милдред громко захохотала и даже как-то судорожно откинула голову.

– Я сейчас умру, – простонала она. – Калисто находит какую-то девицу, которая думает, что его зовут названием мороженого. И она все это время ходит по дому, смотрит на него и думает, почему же его назвали так же, как мороженое. Иногда просто-таки хочется стать мухой на стене, чтобы наблюдать за происходящим как в прямой трансляции.

Я хотела сказать, что не получится наблюдать за происходящим, если ты слеп, но потом подумала, что так я покажу, насколько я смущена, и это прозвучит еще пафоснее.

– Я думала и о других вещах, – сказала я.

– Подожди, – взмолилась Милдред, протянув ко мне руку. – Подожди немного. Извини.

Я ждала молча. Сидела и смотрела в окно, пока ее смех не стих.

– Калиппо, Калисто, – повторила она себе под нос несколько раз. – Почему его зовут названием мороженого?

Наконец, Милдред провела руками по лицу и тряхнула головой.

– Ну ладно, – сказала она. – Что ты хочешь узнать, Эллинор?

– Кто он. Кто он на самом деле. И как заставить его влюбиться?

– Иногда он бывает быком в постели. И жуткой сволочью вне ее. Сложно выносить такую сволочь продолжительное время. Найди себе другого мужика, мой тебе совет.

– Мне достаточно Калисто.

– Он был влюблен только в одну-единственную женщину, но ее больше нет.

– Что значит нет?

– Это была женщина, которая… – начала Милдред. – А, ладно, все равно.

– Давай сделаем так. Ты расскажешь о женщине, которую он любил, тогда я потом расскажу о рукописи. Всю правду о рукописи. А не только где она сейчас.

Я знала, что ловлю на фальшивую наживку, ведь что я могла сказать, кроме как что рукописи больше не существует? Но идея, видимо, показалась Милдред заманчивой, потому что она открыла сумку, достала сигарету и зажигалку. Прикурив, она глубоко затянулась и выпустила дым в мою сторону.

– Так вот, – начала Милдред. – Вот как это было, Эллинор. Калисто за всю свою жизнь любил только одну женщину, и женщина эта умерла. Поэтому он такой неприкаянный. Как привидение, которое не находит себе покоя. Ищет тут, ищет там. Вероятно, ты его последняя надежда. Он ведь наверняка снял тебя в Интернете. Так он обычно и делает. Но будь осторожна. Калисто – не целый, а сломленные люди разрушительны.

Она помолчала. Огонек сигареты светился в сумерках, и бумага слегка шипела, когда Милдред затягивалась. Снаружи небо затянулось густыми темными облаками. Слепые глаза спокойно смотрели в пространство между нами.

– Я ее знала, – продолжила рассказ Милдред. – Единственная женщина, которую Калисто когда-либо любил, пела в том же хоре, в котором я играла на виолончели. Однажды вечером он встречал меня после репетиции, и тогда-то они и познакомились. Так бывает. Это было до того, как у меня началось глазное заболевание, так что я видела все, что происходило между ними. Ты не представляешь. С первого намека на чувства и до тех пор, пока страсть не запустила в них свои когти и уже не осталось пути назад. И все последовавшие за этим муки. Шестеренки в некоторых механизмах нужно… В общем, все это неимоверно удручало. Он не хотел причинить боль мне. Она не хотела причинить боль своему мужу.