Он перелистал альбом и нашел марку, закрепленную в самом центре чистой страницы дополнительными петлями. Присмотревшись внимательнее, Монти окаменел. Ему показалось, что в глазах попугая, пронзительных и молящих, он увидел глаза человека. И не просто человека, а конкретного мужчины. Доктора Гросса, с его золотисто-желтыми волосами и блестящими голубыми глазами.

Монти осторожно вытащил марку с попугаем из кляссера и спрятал под ковер. Сегодня он покажет маме только английские марки. А если она спросит, где марка с попугаем, то покажет ей набор марок с другими птицами – малиновкой, зябликом, коноплянкой, овсянкой и трясогузкой. Они не так красочны, как щеголь-попугай, но все равно прекрасны.

Глава 23

Эрнест

Услышав стук в дверь, Эрнест предположил, что миссис Бэббит принесла чай. Фрида всегда входила без стука, а дети и вовсе боялись приходить в его кабинет, когда он работал. И правильно: отец должен пользоваться авторитетом и внушать уважение.

Взгляд Эрнеста остановился на фотографии жены, которую он держал на камине в отполированной рамке красного дерева. Фрида приехала из Мюнхена буквально искрящаяся, и ему стало грустно. Выходит, немецкий климат и немецкая пища подходят ей гораздо больше, чем английские. Спасибо, хоть за ягодицы хватать перестала. Видимо, Элизабет, получившая образование в университете Гейдельберга, убедила ее, что четвертый ребенок будет роковой ошибкой.

Стук раздался вновь, на этот раз чуточку громче. Миссис Бэббит всегда стучала гораздо более решительно.

– Папа, можно войти?

– Монти? – Приятно удивленный, Эрнест повернулся к двери. – Молодец, что пришел. У меня есть для тебя новые марки, а я совсем забыл. Мне дал их вчера профессор Киппинг. Из самой Америки.

– Спасибо, папа. Мама завтра уезжает в Германию.

Монти стоял в дверях, переминаясь с ноги на ногу.

– Да, хочет навестить Элизабет. Твоя тетя немного приболела. Заходи, посмотришь марки.

Эрнест поманил сына в кабинет. Мальчик выглядел бледным и расстроенным, и Эрнест вновь задумался, не слишком ли Монти привязан к матери. Он уже предупреждал Фриду, что мальчиков, которые не могут за себя постоять, травят в школе, а маменькины сынки становятся гомосексуалистами. Он знал такие случаи, и ни к чему хорошему это не приводило.

– По-моему, мы не должны отпускать маму к тете Элизабет.

Монти опустил глаза на свои ботинки, посмотрел на отца и вновь отвел взгляд.

– Почему же?

Хотелось обнять сына, тем не менее Эрнест сложил руки на груди и сухо кашлянул.

– Она может заразиться от тети Элизабет.

– Твоя мама сильна как бык. И она едет всего на неделю. – Эрнест ободряюще кивнул. – Не забывай, что Германия – мамина родина, и мы не имеем права запрещать ей ездить, куда она хочет.

– Папа, путешествовать опасно. Вдруг встретится кто-нибудь, кто…

Голос Монти прервался от волнения. Он поднес ко рту большой палец и начал грызть ноготь.

– Кого-нибудь, кто… что?

Эрнест посмотрел на Монти непонимающим взглядом. Сын вел себя чрезвычайно странно. Какая-то болезненная привязанность к матери.

– Кто хочет ис-коренить отцов!

Монти уставился на Эрнеста широко распахнутыми глазами и покраснел.

Эрнест нахмурился.

– Не волнуйся, Монти, она поедет в первом классе. Возьми марки и вставь в свой альбом.

Сын ушел, и Эрнест попытался вернуться к работе. Перед ним лежало двадцать студенческих сочинений, а он никак не мог сосредоточиться. Перед глазами стояло бледное, испуганное личико Монти, а когда оно исчезало, его сменяло лицо Фриды, румяное и сияющее. Внезапно где-то на задворках сознания начала формироваться мысль, зачаточная и темная. Нет, не может быть. Слишком неприятно и тревожно об этом думать. Он оттолкнул эту мысль. Монти чересчур много читает, у него излишне развитое воображение, он чрезмерно привязан к матери. Пожалуй, стоит проводить больше времени с сыном, играть в спортивные игры или рыбачить. Вот только времени нет. Если он хочет, чтобы Фрида была счастлива, носила модные платья и шляпки, имела прислугу, нужно больше работать.

Взгляд Эрнеста вновь скользнул к фотографии жены с маленьким Монти на руках. Сейчас она была так же красива, как семь лет назад. Немного раздалась после родов, но ему это нравилось. В Кембридже ей было бы лучше. Если поднапрячься, ему вот-вот предложат место в Кембриджском университете. Фриде там понравится: спокойнее, более образованные люди, нет черных промышленных миазмов, нависших над Ноттингемом. А когда он закончит свой фундаментальный труд по этимологии, появятся деньги на отпуск.

Эрнест вернулся к проверке работ, однако строчки извивались, как змеи, и смысл ускользал. Он набил трубку и попытался сосредоточиться на умиротворяющем ощущении гладкой трубки в руке, мундштука между губами, ароматного дыма во рту. Но тревожные мысли проползали назад, захватывали его изнутри, будто плесень, проникшая в отсыревшую стену. Он отодвинул бумаги и встал, хрустнув коленями. Надо найти Фриду, предложить помощь со сборами, возможно, поговорить о Монти.

Эрнест поднялся в комнату Фриды.

Жена стояла перед кроватью, склонив голову набок, и смотрела на платья и шляпы, разбросанные по кружевному покрывалу.

– Не могу решить, что взять, Эрнест. Желтое атласное или бледно-лиловое муслиновое?

– Я предпочитаю желтый. Он подходит к твоему солнечному нраву, мой снежный цветок.

Он вдруг вспомнил: Фрида потребовала не называть ее снежным цветком. Странно, что не окрысилась на него, как тогда. При воспоминании о неприятной стычке перед отъездом жены в Германию у него кольнуло под ребрами. Она раздраженным тоном потребовала найти другое прозвище, больше соответствующее ее характеру. Эрнеста это настолько ошарашило, что мозг будто заволокло туманом. На ум не приходило ничего, кроме гвоздики. Когда он предложил гвоздику, она так тяжело и мучительно вздохнула, что стало ясно: опять не то. И он вернулся к снежному цветку. В конце концов, он называл ее так почти девять лет. Слова приятно ложились на язык, и ему это нравилось.

– Если ты так считаешь, я возьму это.

Она обошла вокруг кровати, подняла желтое платье и бросила в дорожный сундук.

– У тебя хорошее настроение, любовь моя.

– Ты ведь знаешь, как я обожаю ездить в Германию, Эрнест. Даже если придется ухаживать за больной сестрой.

– Монти волнуется. Видимо, читает сейчас какую-то очень страшную книгу.

Эрнест смотрел на жену, посасывая трубку. Она сделала вид, что рассматривает шляпку.

– Ты ведь знаешь Монти. – Фрида уложила шляпу в коробку и возилась с тесемкой. – У него чрезвычайно богатое воображение. Наверное, он станет великим поэтом.

– Да, возможно.

– Не дыми, пожалуйста, в спальне. Ты закончил работу?

Фрида подошла к нему и поцеловала в щеку, как будто на прощание, лишь бы отделаться.

Эрнест кашлянул, посмотрел под ноги. Он хотел сказать жене, что любит ее, но слова застряли на языке.

– Мы будем по тебе скучать, – сдавленно