Однако это весьма незначительное отклонение в ее линии поведения ознаменовало собой начало перемен. Возможно, свою роль здесь сыграло осознание, что война выиграна, и той своеобразной жизни, которую она вела все это время, пришел конец, А может быть, все дело было в том, что Льюс, изобразивший в своем лице Прекрасного принца, разбудил ее от глубокого сна, в который она сама себя погрузила. Но как бы там ни было, с того момента Опор Лэнгтри начала подсознательно освобождать место в мыслях для других чувств, помимо чувства глубокой преданности своему долгу.

Таким образом, когда Нейл Паркинсон очнулся наконец от депрессии и начал проявлять к ней явный интерес, она смогла уже заметить, насколько привлекателен он как личность и как мужчина, и ее прежняя стойкая приверженность своим принципам, касающимся отношений медсестры и больного, начала ослабевать. Поначалу Нейл ей только очень нравился, а теперь она почувствовала, что начинает любить его. Он не был себялюбив, эгоистичен, восхищался ею и доверял всецело. И он любил ее. Мысли об их совместном будущем после окончания войны наполняли ее ощущением блаженства, и по мере приближения этой жизни нетерпение ее росло.

Но пока она призвала на помощь всю силу воли и запретила себе думать о Нейле как о мужчине, заставляла себя не смотреть на его губы, руки, не разрешала представлять себе, как целует его или занимается с ним любовью. Если бы это было теперь возможно, это бы уже случилось. Но тогда всему пришел бы конец. База номер пятнадцать — не то место, где можно начинать что-то, чему придаешь значение и хочешь продлить на всю жизнь. И она знала, что он это понимает, иначе все бы уже давно случилось. Но так странно было ходить по туго натянутому канату чувств над пропастью подавленных желаний, страстей, влечений, притворяться, что не замечаешь этого в нем…

Очнувшись, она посмотрела на часы: уже четверть десятого. Если она не поторопится, они подумают, что она не придет.

Сестра Лэнгтри вышла из кабинета и направилась по коридору к палате, не чувствуя, что равновесие в отделении «Икс», уже слегка нарушенное, продолжает сдвигаться все дальше.

Из-за ширм, отгораживающих кровать Майкла, доносились негромкие голоса. Она проскользнула между двумя ширмами и очутилась возле стола. На скамейке около ее кресла сидел Нейл, рядом с ним Мэтт. Бенедикт и Наггет примостились на скамейке напротив. Она тихонько заняла свое обычное место во главе стола и окинула взглядом всех четверых.

— А где Майкл? — спросила она, и почувствовала, как в груди зашевелился страх — Господи, как глупо, неужели она уже не в состоянии правильно оценивать положение вещей? Как она могла подумать, что ему не угрожает опасность душевной болезни! Война пока еще не закончилась, и отделение «Икс» по-прежнему здравствует. Обычно сестра Лэнгтри никогда не оставляла новичков так долго предоставленными самим себе в их первые часы пребывания в отделении. Что за несчастье преследует Майкла? Сначала она, заговорившись, оставила на столе его документы, а теперь — пожалуйста — даже не сумела уберечь его самого…

Она должно быть сильно побледнела, да и голос, судя по всему, тоже выдал ее беспокойство, потому что все четверо с любопытством посмотрели на нее. Если бы это было не так, слепой Мэтт ничего бы не заметил.

— Майкл в столовой готовит чай, — сказал Нейл, доставая портсигар и предлагая всем четверым закурить. Она знала, что он не допустит неосторожности и не предложит ей сигарету вне пределов ее кабинета.

— Похоже, наш новичок стремится приносить пользу, — продолжал он, поднося зажигалку всем по очереди. — Вот собрал грязную посуду после обеда и помог дневальному помыть ее. Л теперь готовит чай.

У нее пересохло во рту, но она побоялась усилить впечатление странности всей сцены и не рискнула облизнуть губы.

— Куда делся Льюс? — проговорила она. Мэтт беззвучно рассмеялся:

— Мартовский кот отправился по своим кошачьим делам.

— Надеюсь, он до утра не вернется, — высказался Бенедикт, скривив губы.

— Надеюсь, что вернется, иначе ему не миновать неприятностей, — отозвалась сестра Лэнгтри и осмелилась наконец сглотнуть комок, стоявший в горле. Появился Майкл с большим старым чайником, знававшим лучшие времена — он был весь во вмятинах и ржавых пятнах в тех местах, где облупилась эмаль. Он поставил чайник на стол перед сестрой Лэнгтри и снова ушел. Вернулся он, держа в руках доску, заменявшую им поднос. На доске стояли шесть облупленных эмалированных кружек, единственная погнутая чайная ложка, старая консервная банка из-под сухого молока, в которой они держали сахар и другая, такого же вида — со сгущенным молоком. Еще на доске была красивая чашка с блюдцем эйнслейского фарфора, позолоченная, с ручной росписью, и витая серебряная ложечка.

Ее позабавило, что Майкл занял место рядом с ней, напротив Нейла, как будто ему и в голову не могло прийти, что, возможно, место оставлено для Льюса. Вот и отлично! Поделом Льюсу, пусть не думает, что ему попалась легкая добыча. Хотя с какой стати Майклу бояться Льюса? Чем Льюс может устрашить его? С ним все в порядке, у него нет беспочвенных страхов, и он не страдает искаженным восприятием действительности, как это свойственно большинству больных, поступающих в отделение «Икс». Так что Льюс покажется ему смешным, а вовсе не опасным. «Что само по себе означает, — думала она, — что, если считать Майкла за образец нормального человека, как я склонна это делать, то в таком случае и я тоже слегка со сдвигом, потому что Льюс не дает мне покою. И так было с самого начала, как только я пришла в себя после того потрясения. Он оказался в своем роде моральным уродом, психопат. Я боюсь его, потому что ему удалось провести меня, ведь я чуть было не влюбилась. Мне тогда показалось, что он нормален, и я с радостью поверила в это. А теперь мне кажется, что Майкл нормален, и я точно так же готова этому верить. Неужели мое первое впечатление опять неверно?»

— Я так понимаю, кружки для нас, а чашка и блюдце ваши, сестра, — сказал Майкл, вопросительно посмотрев на нее.

Она улыбнулась.

— Да, они в самом деле принадлежат мне, — подтвердила она. — Мне подарили их на день рождения.

— А когда у вас день рождения? — тут же спросил он.

— В ноябре.

— Так вы следующий будете уже праздновать дома. А сколько вам исполнится?

Нейл угрожающе напрягся. Мэтт тоже, Наггет в страхе затрепетал, а Бенедикт интереса не выказывал. Сестра Лэнгтри настолько не ожидала такого вопроса, что даже не успела возмутиться, но прежде чем она ответила, в разговор вмешался Нейл.

— Не твое дело, сколько ей лет! — отрезал он. Майкл заморгал.

— По-моему, это ей решать, приятель. Она ведь не настолько старая, чтобы делать из своего возраста государственную тайну.

— «Она» — это кошки на мамаша, — перебил Мэтт, — а для тебя это сестра Лэнгтри.

Голос его дрожал от возмущения.

— Сколько лет вам исполнится в ноябре, сестра Лэнгтри? — спросил Майкл, хотя и без вызова, но с явным намерением не обращать внимания на их чрезмерную обидчивость.