Кажется, мы были единственными иностранцами в деревне, и, после того как мы занесли сумки в комнату, я предложил немке отправиться на пешую прогулку по окрестностям.

Возможно, виной тому была пасмурная погода и туман, но Сангла показалась странной деревней, будто с чёрно-белой фотографии. Она могла бы выглядеть даже угрюмо, если бы не цветущие яблочные деревья, вносящие разнообразие в окружающие пейзажи.

Ярким пятном смотрелся буддистский монастырь школы Ньингмапа, расположенный в центре деревни. На его ступенях сидел монах, пел мантры и перебирал в руках амулеты. Местная бабушка в полосатом переднике крутила гигантский молитвенный барабан. Крутила с такой силой, что казалось, ещё чуть-чуть и тяжёлый барабан сорвётся с оси и улетит в небо со всеми своими молитвами.

В деревне Камру, расположенной рядом, возвышалась грозная башня 300-летнего монастыря Комукадеви, одной из ипостасей Дурги. Массивную дверь открыл молодой парень в шапке с надписью «Nice», что на английском означает «хороший», «славный». Наверное, имелась ввиду известная марка спортивной одежды, ошибка была лишь в одной букве. Но по мне, так даже лучше.

Парень указал нам на висящую над входом табличку:

― Как же они это проверяют? — удивилась Рут последнему пункту. Но Nice не проверял. Он просто выдал нам шапки и узкие красные пояса, которые мы повязали поверх курток.

В каждом индийском храме свои правила. В одних местах нужно разуваться, в других можно входить в обуви. В одних нужен головной убор, в других — нет. Где-то мужчин заставляют снимать рубашку, а вместо штанов повязывать юбку-дхоти. Где-то женщин пускают только в сари. Правила разные, а религия та же — индуизм. Хотя есть мнение, будто индуизм — это не религия, а система мировоззрения. Индуизм сильно отличается от европейских религий. Это в Европе могли ломать копья на тему, какая из религий истинная. Могли убивать ради веры, сжигать еретиков на кострах. В индуизме подход иной: понятие ереси здесь не существует. Разнообразные боги, в которых верили местные племена, стали считаться воплощениями главных индуистских богов. Поэтому не было нужды рушить идолов, перестраивать храмы, менять ритуалы. В Индии считают: Бог един, но форм у него бесконечно много, и пути, ведущие к Нему, различны.

Дурга бывает двурукой, многорукой, чёрной, золотой или даже в виде бесформенного камня. Она может сидеть на тигре или льве, быть доброй или злой, танцевать или размахивать копьем. Может принимать в качестве подношения кровь или молоко. Даже само её имя может быть не Дурга, а любое другое. Что не мешает ей быть всё той же богиней-матерью, женой Шивы-разрушителя.

В святилище Комукадеви-Дурги находилась статуэтка, украшенная перемигивающимися электрическими гирляндами.

А со стены храма открывался вид на дамбу электростанции. Точнее, это Nice рассказал нам про дамбу. Мы же в наступивших сумерках видели лишь зажигающиеся повсюду огни и заснеженную горную цепь.

Вечером мы вернулись в гостиницу.

― Давай купим бутылку яблочного вина? — предложила Рут. — Здесь в Гималаях растет много яблок, и местные жители делают чудесное вино! Я пробовала его однажды.

Мы спустились с холма на главную деревенскую улицу и направились к продуктовой лавке.

― Яблочное вино?! — притворно удивился торговец. — Что вы! Откуда?!.. — и тихо добавил. — Обычно я не торгую, но для вас… только никому не говорите!

Он протянул нам нечто продолговатое, завернутое в газету. Мы вернулись в гостиницу и обнаружили в свёртке бутыль с крепчайшим самогоном, пахнущим скорее не яблоками, а человеческими грехами, отмыть которые не поможет даже очистительная парикрама.

Лишь попробовав это «вино», мы побежали в ближайшую столовую, чтобы заесть ужасный вкус во рту. В меню санглинских забегаловок были популярны блины (по-английски — pancake). Английские названия здесь писали с уморительными ошибками. Тут был и pinecake — «сосновый пирог», и pencake — «пирог из шариковой ручки». Мы выбрали соответствующий нашему состоянию paincake — «пирог боли», оказавшийся на удивление вкусным.

На следующий день мы отправились на запад. Рут поехала автостопом, я — на велосипеде. Договорились пересечься по дороге.

И опять передо мной мелькали дорожные картины, порой сюрреалистичные.

Чёрные стервятники рвали на куски тело павшего ослика. Оставшаяся невредимой ослиная голова укоризненно смотрела на хищников.

На узкой дороге корова удирала от грузовика. Бедняге было некуда деться, и она с резвостью горного козла вскарабкалась на практически вертикальную стену.

Мимо проехал бензовоз с надписью: «Специалисты рекомендуют не курить». Сразу за ним шёл автобус «Charas coach» («наркоавтобус»). Интересно, кого он вёз?

У притулившегося на обочине тяжёлого катка на радиаторе был нарисован священный знак «Ом». Я живо представил себе медитирующий каток: «Ом-м-м-м…» — раскатывает он по дороге свежий асфальт.

Под вечер я увидел Рут, сидящую в придорожном ресторанчике. Она о чём-то разговаривала с подвёзшим её водителем грузовика. Водитель неторопливо ломал в руках плитку гашиша. И вручил Рут половинку. Мне он захотел подарить вторую, но я от подарка отказался, и водитель, крепко покурив, уехал в темноту.

Мне было неловко оставлять Рут одну на непредсказуемой ночной дороге, поэтому мы решили поехать вместе на ночном автобусе. Сократим время в пути, а заодно переночуем в дороге, чтобы не тратиться на гостиницу. Велосипед я заброшу на крышу, где обычно сложены башни из чемоданов и тюков.

Мы коротали время, просматривая на ноутбуке Рут немецкий документальный фильм про Ладак, тибетское поселение в индийском штате Джамму и Кашмир.

Дедушка, владелец заведения, смотрел фильм вместе с нами. Он не понимал немецкую речь, но с интересом разглядывал движущиеся картинки и пил уже знакомое нам «яблочное вино». Выпив достаточно, дедушка плакал и бормотал что-то о добрых иностранцах, приехавших в его страну и сделавших такой удивительный красивый фильм. Надтреснутым голосом он затянул жалобно-патриотическую песню с припевом «Я люблю Индию, я люблю Индию…».

Было уже совсем поздно, и дедушка начал закрывать ресторанчик. Здесь не было ни дверей, ни жалюзи. Лишь груда кривых досок у входа. Дедушка пытался вставить доски в пазы, но они не подходили друг к другу и вываливались на дорогу. Виновато было «вино», да и сама технология устарела пару тысяч лет назад. Но мы находились в Индии, стране без времени. Дедушка не торопился, не экономил минуты. Рано или поздно доски оказались в пазах, и довольный хозяин ушёл спать домой.