– Вы мерзавец, Эдуард!

– Да ты что! Не может быть! Я вообще-то своих родственников в чужие могилы не запихивал. Разговор заканчиваем. Лишнее слово – и мои телефоны для тебя недоступны. Да или нет?

– Да, – прохрипела Лидия.

– Телефон банка, который отстегнет деньги под квартиру, дать?

– Нет. Я найду деньги.

– Я вообще-то так и думал. Тогда жди. После часа ночи подъедем. Присутствовать при захоронении будешь?

– Неужели нет. Я должна видеть, за что плачу. И потом… Я собираюсь ходить на могилу матери…

– Ой! Слеза прошибла. Конечно, ходи. Тебе понравится.

…Поздней морозной ночью Вениамин уверенно шел по территории кладбища, за ним два здоровых мужика несли завернутое в одеяло маленькое, почти невесомое тело. Лидия в огромном пуховом платке завершала процессию, и в свете полной луны ее глаза поблескивали, как острые осколки стекла, настороженно и злобно. Когда Вениамин остановился у нарядного участка с белой ажурной оградой, белой плиткой и белым изящным памятником, Лидия уставилась на него изумленно.

– Здесь?

– А то! Начинайте, ребята.

Они работали молча и угрюмо часа два. Когда открывали нарядный гроб, Лидия отвернулась.

– С матерью будешь прощаться? – спросил Вениамин.

– Да какое прощание, – буркнул один из рабочих. – Закрываем. Нам еще работы до утра, чтоб все было… как было.

– Точно, – деловито сказал Веня. – Времени попрощаться с этой бедолагой у тебя, Лида, было полно. Сейчас рассчитываемся с ребятами: каждому по двадцать штук, остальное – мне, могу подбросить до Кольцевой. Дальше будешь сама добираться. Я не в Москву еду. Ребята, не в службу, а в дружбу: лишнюю покойницу заверните в то же одеяло и отнесите ко мне в багажник.

– Не в дружбу, – буркнул второй мужик. – Еще два куска.

– Какие все алчные, – удивился Веня. – Хорошо.

Процессия с другим маленьким телом двинулась в обратном направлении. Лидия, уходя, посмотрела на памятник, чтобы найти днем могилу. На нее смотрела с плиты очень юная и красивая девушка. Только сейчас Лидии почему-то стало страшно. «Это преступление, – сказала она себе, – но о нем никто не узнает».

Вениамин высадил ее на безлюдном шоссе.

– Ты тут кого-нибудь поймаешь. За деньгами приеду утром. Только без фокусов. Думаю, ты поняла, что со мной все серьезно.

* * *

Он услышал, как остановилась машина у ворот, и пошел встречать. Вениамин достал тело из багажника, быстро понес к дому. Полкан заворчал, но он хлопнул в ладоши, и пес замолчал.

В комнате Веня положил свою ношу на стол, достал из бумажника фотографию и показал ему.

– Боже, – сказал он. – Это она…

– Понятно, что она. Когда сделаете?

– Не могу сказать… Это очень сложная работа… Я должен услышать голос, поймать идею… Я должен продумать миллион деталей…

– Знаете, мне было тоже нелегко, – сказал Вениамин. – Я уважаю ваш талант, но меня интересуют сроки. Поскольку есть заказы.

– Нет. На этот раз – нет. Это не продается.

Вениамин молча подошел к столу, поднял тело и понес к выходу.

– Нет, – встал он перед дверью. – Вы так не поступите, Вениамин!

– Я так поступлю. Я рисковал жизнью и свободой не для того, чтобы один сумасшедший игрался тут в куклы до конца дней. Или это продается, или зарывается, и вы точно его не найдете.

– Хорошо, – сказал он. – Пусть продается. Вам не понять, Вениамин, но вдохновение, труд, красота – это страдание. И настоящее счастье – тоже страдание. Я хочу, чтобы она была, даже если нам придется расстаться. Мы когда-нибудь встретимся опять…

– Ну, вот и отлично, – бодро сказал Веня и положил сверток в одеяле на стол. – И вы напрасно думаете, что я чего-то не понимаю. Я все понимаю, но дело – прежде всего. А дело – это деньги, или я не прав?

– Правы вы или нет, это никого не интересует, – рассеянно сказал он, явно думая о чем-то своем. – И понять вы ничего не в состоянии, поскольку вы, по сути, тупой и тусклый мерзавец. Но я благодарен вам за такой подарок.

– Блеск, – произнес Вениамин. – Мне так везет сегодня на нормальных, приличных людей, которые все в белом, что я согласен побыть грязью под их ногами. Я не гордый. Мы уже достаточно времени сотрудничаем. Я могу теперь называть вас по имени-отчеству, Арсений Павлович?

– Не вздумайте, – сказал он. – Я не хочу, чтобы вы произносили имя, которое мне дала мать, и задевали имя моего отца. Будем общаться, как общались.

– Обидно, однако, – сказал Вениамин. – Я к вам со всем уважением. Как к гению, так сказать.

Он подошел к Арсению Павловичу и быстрым, отработанным движением разбил ему в кровь лицо. Затем бросил фотографию на пол и вышел из дома. Арсений Павлович, дрожа от боли и страха, не двигался, пока не услышал, как отъезжает машина от дома. Потом вытер платком кровь с разбитого носа и губ, осторожно встал на колени рядом с фотографией и смотрел на лицо девушки пристально до тех пор, пока изображение не увеличилось, как под гигантской лупой, пока лицо не стало живым… Вот… Теперь все приобрело смысл, лишнее исчезло, осталось только главное. Он и его любовь.

Тридцать первого декабря вдруг наступила оттепель. Сверкающий, хрустящий снег под ногами превратился в вязкое, местами скользкое месиво, со всех сторон что-то подтекало и капало… Но Новый год – он все равно приходит, как вечная надежда на радость… «Хотя, когда тебе за тридцать, – думала Таня, – вроде бы не логично радостно ждать очередной не молодящий год». Они с Дэвидом шли к его машине: Таня решила поехать с ним к его больным. Хотя в настоящий момент они были здоровы. У него оказалось интересное хобби – он вел как врач нескольких людей, которым когда-то оказал первую помощь. Он считал их друзьями. От кого-то денег не взял бы под дулом пистолета, от кого-то принимал разумное вознаграждение. Сейчас Дэвид и Таня собирались купить с десяток бутылок шампанского, коробки конфет. Самый главный подарок приготовила Таня: в большом пластиковом пакете лежали праздничные упаковки «Королевской» колбасы ее производства. Дэвид так растрогался, когда она вечером притащила их с работы, что даже слов не нашел. Просто смотрел на нее, не в силах отвести взгляда, с любовным удивлением.

– Ты смотришь на меня, как на елку, – оценила она. – Возможно, из-за отсутствия оной.

Он рассмеялся и не сказал того, о чем подумал. Что им не нужны слова, чтобы понимать друг друга. Потому и не сказал.

– Елку купим по дороге домой, да? – спросил он, когда они сели в машину. – У тебя есть игрушки?

– Есть на антресолях. Но давай не будем заморачиваться с настоящей. Иголки начинают осыпаться через день. Жуля наглотается. Да и вообще – лень. Купим пошлую яркую имитацию, если ты не против. Ты знаешь, они мне так нравятся, особенно золотые.