Думаю, что даже ко многому уже привыкший читатель ужаснется поведению нашего героя. И совершенно напрасно. Падмасамбхава поступил вполне по-махасиддхски, то есть сострадательно. Дело в том, что милосердное принесение своего тела в жертву ради спасения живых существ есть богоугодное дело с точки зрения истинного буддиста, и пример такого поступка показал сам основатель буддизма Будда Шакьямуни, живший в Индии в VI веке до н.э.

В одном из своих прошлых перерождений, будучи большим белым слоном, Будда забрел далеко в лес и там на поляне увидел умирающих от жажды и голода людей, бежавших со своей родной земли из-за постигших ее бедствий. Увидев слона, люди очень испугались, думая, что сейчас он просто растопчет их, однако были столь истощены, что не могли сдвинуться с места даже перед лицом смертельной опасности. Слон же ощутил острую жалость к этим несчастным и решил их спасти. Он показал им дорогу к чистому озеру, из которого они напились, а затем бросился вниз с высокого обрыва, и люди смогли поесть его мяса. Восстановив силы, путники пошли дальше, славя прекрасного белого слона, который тем временем уже получил в награду за свой поступок гораздо более высокое перерождение, причем именно потому, что двигало им не желание получить выгоду, а чистое сострадание.

Падмасамбхава просто подтолкнул принцессу Мандараву к тому, чтобы она воспроизвела тот образец поведения, который дал Будда Шакьямуни, и теперь ее ждало еще более высокое рождение, чем то, что она имела в этой жизни. Так что на Падмасамбхаве нет вины, но есть заслуга. В этой жизни Мандарава была еще не готова следовать за Падмой в Тибет, и ей предоставили возможность обрести новую жизнь и новое тело.

Илл. 18. Монастырь Эрдени-дзу в Монголии. Святыни храма

А Падмасамбхава тем временем держит путь в Тибет, он уже совершил остановку всего в двенадцати километрах от Лхасы. Трисонг Дэвцэн выслал ему навстречу двух своих министров с письменными приветствиями и с множеством подарков в сопровождении 500 всадников. Собственный великолепный жеребец Трисонга Дэвцэна под золотым седлом шел в поводу, предназначенный для нашего героя. Достигнув места стоянки Падмы, вся многочисленная делегация, утомленная дорогой, страдала от жажды, но нигде окрест не было воды. Тогда Падмасамбхава взял длинный жезл, ударил им в скалу, и из камня забила вода, так что и люди, и кони смогли полностью утолить жажду. Место это существует до сих пор, оно священно для буддистов, ведь здесь по-прежнему из скалы истекает вода, рассказывая о дивном подвиге Падмы. Называется это место Цзонпахилхачу, что в переводе означает «Божественный нектар для конницы».

Утолив жажду, процессия двинулась в обратный путь, и в семи километрах от Лхасы навстречу Падмасамбхаве выехал сам царь, сопровождаемый массой народа. Под звуки музыки череда одетых в маски танцоров втянула Падму в свой танец, так что в Лхасу он прибыл вместе с ними, и празднество было нескончаемым. Однако до этого произошел весьма примечательный инцидент, из которого становится ясно, что смерть от скромности нашему герою не грозила. Когда царь и Падмасамбхава встретились, Падма не стал, как это принято в Тибете, приветствовать Трисонга Дэвцэна простиранием. Видя, что правитель явно ждет от него этого общепринятого знака уважения, Падмасамбхава сообщил, что царь имеет чисто земное происхождение, тогда как его гость саморожден из лотоса и прибыл сюда для блага царя и его подданных, поэтому царь должен совершить простирание перед Падмой. Махасиддхи указал рукой на царя, и огонь брызнул из-под его пальцев, спалив царские украшения, а вслед за этим прогремел гром и земля содрогнулась. Не устояв перед столь весомыми аргументами, Трисонг Дэвцэн, его свита и вся собравшаяся толпа простерлись ниц перед Падмасамбхавой.

После этого Падма вместе с царем отправились к монастырю Самье, тому, что начал строить Шантиракшита, которому не суждено было закончить это дело. Как помнит внимательный читатель, приверженцы бон посылали на стройку своих злых духов, и за ночь те успевали разрушить все, что удавалось возвести за день. Проповеди Шантиракшиты не оказывали на них решительно никакого влияния.

Падмасамбхава вежливо попросил ехидно ухмыляющихся бонцев сесть по левую руку от царя, а буддистов – по правую. Начался теоретический диспут, в котором бонцы потерпели сокрушительное поражение. По правилам, проигравший в споре должен был принять учение победителя и во всем подчиниться ему. Однако шен настаивали на том, чтобы провести еще и соревнование в магических силах. Но и в этом нашему герою бояться было нечего. Шен Трэнпа Намка на глазах у всех вызвал ла (жизненную силу) только что умершего министра Нама Тогра Лугонга и возвратил его к жизни, и это видели все. «Вот какими силами обладают жрецы бон», – радовались бонды. Удостоверившись, что Трисонг Дэвцэн поверил всему происходящему и принял сторону бон, Падмасамбхава приступил к разоблачению фокуса. Жестом он остановил призрак министра и приказал ему назвать свое тайное имя. Дело в том, что у каждого тибетца, будь он бонцем или буддистом, помимо общеизвестного есть еще и тайное имя, которое знают лишь он сам и его Учитель, – имя это дается при получении секретного посвящения, которое не минует никого из живущих в Тибете. Оживший покойник в отчаянии закричал, что не знает своего тайного имени, и трусливо бежал, подгоняемый искрами, летящими от ваджры Падмасамбхавы. Человек не может не знать своего тайного имени, и махасиддхи наглядно доказал, что бонды не воскресили покойника, но лишь вызвали его призрак. Царь признал победу буддистов и повелел всем бондам немедленно, не сходя с места, принять буддизм.

Буддисты тут же запустили в оборот версию, согласно которой бонский Учитель Шенраб вовсе не был божественным воплощением, а был обыкновенным мальчиком. У него были ослиные уши, и чтобы скрыть их, ему приходилось носить на голове шерстяную повязку (вспомним «рогатый» головной убор царей Шанг-Шунга). И вот этого мальчика, жившего в городе Нам Шовон в тибетской провинции У и происходившего из рода Шен, в возрасте 13 лет похитили духи. Целых 13 лет они носили его по всему Тибету, и все эти годы он не встречался ни с одним человеком. Духи научили его видеть, какой дух в каком месте обитает и какие ему следует делать подношения, какую пользу или вред он может принести, какие ритуалы надлежит перед ним исполнять, и в возрасте 26 лет вернули его к людям, на землю. И весь бон – это всего-навсего культ духов. А когда самого Шенраба спросили, что, собственно говоря, он умеет, тот якобы ответил: «Я практиковал всего три вида бон: это ритуалы подавления духов внизу, ритуалы почитания богов-предков вверху и ритуалы охраны домашнего очага посередине». Все эти виды бон называются Чабнаг, или Черные Воды. Вот и вся мудрость Шенраба.

С тех пор как, проиграв Падмасамбхаве в споре, все бонцы разом приняли буддизм, очень трудно стало отличить бон от буддизма. Во-первых, бонцы стали стилизовать свои тексты под буддистские и органично вписывать в них чисто буддистские учения. Во-вторых, Падмасамбхава подчинил себе всех духов и богов, ранее находившихся под управлением бон, но не уничтожил их самих и их культы, а просто включил в свой пантеон в качестве хранителей Учения. Такая тактика вообще характерна для буддизма: придя в чужую страну, буддисты не воюют с туземной верой, но включают ее в свою, как бы вбирая ее. Традиция Падмасамбхавы в наибольшей степени вобрала в себя элементы бон, так что бон и буддизм в ней тесно взаимодействовали, заимствуя друг у друга, переливаясь друг в друга. Поэтому очень трудно выделить для анализа чистый бон и чистый тибетский буддизм: описывая бон, все время опасаешься встретить заимствование из буддизма, а описывая то, что принес в Тибет Падмасамбхава, боишься столкнуться как раз с бонскими традициями.