– Ложись. Я вернусь.

Выходит, массаж тут делают уборщицы?

– Одежду снимать? – поинтересовался я.

– Да. Снимай и ложись.

– Всю?

– Да.

Интонация не очень-то приветливая. Мне никогда раньше не делали массаж, но в кино герои обычно располагались на специальном столе с дыркой для лица, рядом обязательно лежала стопка горячих полотенец, а по комнате разносился перестук ветряных колокольчиков. С трудом удерживая в голове этот образ, я улегся на матрас. Без одежды мне было холодно, но, по крайней мере, простыня оказалась чистой.

Спустя пару минут уборщица вернулась и зажгла две свечки. Теперь на ней было короткое платье, открывавшее голые ноги. В каком-то смысле она была даже симпатичной, хотя складывалось впечатление, что происходившее ее раздражало и она бы с куда большим удовольствием мыла полы.

Китаянка вытащила из кармана платья мобильный телефон и, проверив сообщения, села на колени рядом с матрасом. Я закрыл глаза и стал ждать. Вскоре я почувствовал что-то холодное на спине. Масло. Женщина принялась втирать его в мою кожу круговыми движениями ладоней. Через некоторое время она перешла к моим ногам.

– Сколько тебе лет? – спросила она.

– Двадцать три.

Ничего не ответив, женщина продолжила массировать мои ноги. Затем она выдавила еще немного масла и прошлась по моей заднице. Когда один из ее пальцев прикоснулся к линии вдоль моей тизи, я содрогнулся. Никто никогда меня там не трогал.

– Не нравится?

– Нет, нравится.

Ее рука скользнула глубже, между моих бедер, и вскоре я почувствовал, как она массирует мне мошонку. Я вновь дернулся, хотя ощущения были довольно приятными. Мой зиб жил собственной жизнью и к тому моменту уже сильно набух. Затем китаянка еще немного помяла мои плечи и руки, но это было скучновато.

Минут через десять она скомандовала:

– Теперь повернись.

Переворачиваясь на спину, я подумал: «Ну наконец-то!» Мой зиб одобрительно кивнул. Я, конечно, не думал, что она будет делать мне комплименты, но все-таки надеялся, что она что-то скажет. Но женщина лишь молча выдавила на руку еще немного масла и принялась за мои голени. Когда она добралась до верхней части бедер, у меня напряглась уздечка, но вдруг у китаянки зазвонил телефон, и она отвлеклась, чтобы ответить. Свободной рукой она по-прежнему мяла мое бедро, но делала это вполсилы, бормоча что-то по-китайски в трубку. Через некоторое время я услышал, как мужчина на другом конце провода сбросил звонок. Женщина вновь повернулась ко мне и стала с усердием гладить мой набухший зиб, словно ей впервые было не все равно.

– Нравится?

Еще как!

– Да.

– Хочешь еще?

– Да.

– Плати еще тридцать евро.

– Что? Но я ведь уже заплатил.

– Это не входит.

– У меня нет тридцати евро.

– Сколько есть?

Взглянув на стенной крючок, на котором висели мои джинсы, я решил проверить карманы. Ходить со стояком оказалось очень неудобно, к тому же я чувствовал себя немного глупо. Пересчитав всю мелочь, я сказал:

– Четырнадцать… Нет, постойте. Восемнадцать. Остальное я могу занести в другой раз.

Когда я лег обратно, китаянка недовольно хрюкнула, но все-таки продолжила работу. Немного помассировав мне грудь и бедра, она опять дотронулась до моего зиба, и в ответ он сразу всколыхнулся. Надеясь ускорить процесс, я представил, как Лейла помогает Фариде раздеться и как мисс Азиз наблюдает за ними со стороны. Но стоило мне только добраться до самого интересного момента, когда мисс Азиз уже начинала расстегивать молнию на юбке, как вдруг откуда-то из глубины помещения послышался детский плач. Китаянка отдернула руку и вскочила на ноги.

– Жди. Я вернусь, – сказала она.

Я полежал минут десять, слушая детский рев, а потом оделся и вышел на промозглую улицу.

В тот вечер американка Ханна приготовила ужин и пригласила меня и Сандрин поесть вместе с ней. Она сказала, что такое блюдо часто готовила ее мать и называлось оно «мясной хлеб». Я боялся, что в нем окажется свинина, но американка заверила, что там только «говяжий фарш, овсяные хлопья, пара томатов и немного секретных специй». На вкус, как ни странно, было неплохо.

После ужина я прикурил сигарету и, чтобы как-то поддержать разговор, решил поделиться с девушками событиями дня. Конечно, про массаж я рассказывать не стал – слишком стыдно. Я надеялся на фантастическое приключение с Лейлой, а в итоге столкнулся с суровой реальностью в компании работающей матери.

– Можешь не курить в квартире? – попросила Ханна.

– Конечно, извините. Итак. Чем вы занимаетесь? Вы учительница?

– Нет, я занимаюсь наукой. Недавно получила докторскую степень, а сюда приехала, чтобы собрать материал для книги. Она о том, что происходило в Париже во времена немецкой оккупации.

– Немцы оккупировали Париж?

– Да, – ответила Ханна, на мгновение прикрыв рукой рот.

– Почему? Когда?

– С 1940 по 1944 год. А ты не знал?

– Я не дружу с историей.

Я жгуче покраснел и в надежде спасти подмоченную репутацию решил задать американке какой-нибудь каверзный вопрос. Я сказал:

– Сегодня в метро я проезжал одну станцию. Называется «Ля Курнёв – 8 мая 1945 года». Скажите, что такого особенного случилось в этот день? Раз уж вы историк.

Гамбит казался безупречным, но в ответ, к моему большому удивлению, девушки во весь голос рассмеялись. Сандрин до того разошлась, что под конец визжала, как ослица.

– В Европе 8 мая отмечают День победы, – объяснила Ханна. – Окончание Второй мировой войны.

– Неужели ты и этого не знал? – спросила Сандрин, кое-как сдерживая очередной приступ смеха.

– Очевидно так. – Мой ответ получился немного враждебным, и, чтобы не усугублять положение, я попытался говорить голосом скучающего обывателя: – Ох уж это парижское метро, да? Ну и названия! «Барбес – Рошешуар». Еще попробуй выговорить! Или это тоже намек на что-то известное, о чем мне следовало бы знать?

– Эту станцию построили на пересечении двух улиц, отсюда и название, – сказала Сандрин.

– Барбес был знаменитым революционером, – улыбнулась Ханна. – Он приехал в Париж из Гваделупы.

А Рошешуар поначалу служила настоятельницей женского монастыря, а потом возглавила христианскую миссию.

– Да откуда вы все это знаете? – воскликнул я, не веря своим ушам.

– Ну я же историк. – Девушка улыбнулась. – К тому же десять лет назад я провела в Париже целый год. Совсем одна, без друзей. Мне очень хотелось хоть чем-то себя занять, поэтому я занялась французской историей.