— Мужики — они все сволочи! — убежденно говорила Жанна Люде. — Но без них тоже никак. Значит, нужно быть хитрее их… С одной стороны, не будь такой доверчивой, а с другой — не теряйся и не комплексуй… Меньше бери в голову, чаще бери в рот — но разборчиво, и о своей пользе не забывай… Сама о себе не подумаешь — никто о тебе не подумает… Здесь, в Питере, такой закон: человек человеку друг, товарищ и волк…

Жанна жила в Ленинграде уже пять лет, имела опыт двух абортов и одного лечения от гонореи, поэтому она знала, что говорила… И хотя ее слова коробили немного Люду поначалу, все же Карасева потянулась к Жанне — с ней было легко и просто, и будущее представлялось не таким мрачным.

— Ничего, — утешала Жанна Милу, — мы тебе где-нибудь приличного жениха сыщем, они тут тоже попадаются, только зевать нельзя. Ну и дома, опять же, сиднем не сиди — под лежачий камень вода-то не потечет…

Жанна начала таскать с собой молоденькую подружку по разным вечеринкам, и однажды — это было уже в ноябре, счастье, казалось, снова улыбнулось Людочке — на какой-то весело гулявшей квартире с ней познакомился худощавый бородатый скульптор, которого звали Валерием… Валерий совсем не был похож ни на лейтенанта Игоря, ни на «коммерсанта» Алексея Владимировича — не обладал он такой смазливостью, но все же Миле понравился… С Валерием было интересно — он часами мог рассказывать о судьбах разных великих художников прошлого, знал кучу сплетен из жизни современных корифеев… О себе Валерий рассказал, что раньше он ваял «Ильичей в кепках и без» для колхозов, а теперь перешел на надгробия для кооператоров, поскольку на «Ильичей» спрос упал.

— А надгробия — их даже выгоднее делать, — серьезно объяснял Валерий Миле, которая не понимала, шутит скульптор или серьезно говорит.

— Ильичи и надгробия, — пожала плечами девушка. — Это же скучно.

— Зато вплотную приближено к народным массам, как и положено настоящему искусству! — хмыкнул скульптор, и Людочка поняла, что у этого парня все в порядке с чувством юмора.

Не в порядке у него было с другим — а с чем именно, Людочка поняла, уже когда переехала к Валерию, жившему в небольшом старом домике в Парголово. Половина дома была жилой, а во второй половине Валерий оборудовал свою мастерскую… Милочка начала сразу прибирать холостяцкий бардак и была поражена, когда нашла в какой-то старой коробке из-под обуви несколько дипломов за победы в престижных конкурсах, свидетельства с солидных выставок… Оказывается, Валерий был когда-то очень и очень модным и перспективным скульптором… Что же произошло потом?

Людмила набросилась на Валерия с расспросами, но тот только морщился, хмурился и пытался отшучиваться… Впрочем, довольно скоро Мила и сама догадалась о причинах творческого падения Валерия. Однажды Люда не вовремя вошла в мастерскую и застигла скульптора со шприцем в одной руке и резиновым жгутом на другой. Наркотики… Мила хоть и была совсем молодой, но работала-то все-таки в больнице, поэтому она все сразу поняла… Так вот, оказывается, почему Валерий, работавший много и плодотворно на ниве ваяния надгробий богатым кооператорам, жил очень скромно, безо всяких излишеств… «Допинг» съедал все его заработки… Вот тут бы и бежать Людочке, как минимум — от Валерия, а как максимум — вообще домой в Череповец из Питера, но не поняла она последнего, третьего предупреждения, не почувствовала, что город на Неве категорически не принимает ее…

Стыдно было Милочке домой возвращаться, да и Валерия стало жалко — он так плакал, так клялся бросить это свое пагубное пристрастие ради нее, Людочки… Она же не знала, что чаще бывает наоборот — тот, кто живет с наркоманом, как правило, сам однажды попробует наркотики, а попробовав, «втянется».

Вот и Мила как-то раз попробовала — хоть и страшно было, но уж больно интересно ей Валерий рассказывал о своих ощущениях, да и, как известно — запретный плод манит…

А кайф поначалу действительно был очень приятным, и все проблемы Людочки отступили куда-то на задний план, и стало легко и весело, и жизнь перестала ей казаться такой серой и несправедливой.

— Смысл жизни — в красоте жизни, — любил пофилософствовать после принятой дозы Валерий. — Жить нужно красиво, но не гоняясь за мишурой, а пытаясь постичь все внутренние противоречия жизни через красоту этих противоречий… Именно в противоречиях красоты и скрывается вся сущность гармонии… Познание же гармонии — это удел избранных… Человек рожден не для того, чтобы пить, есть и плодить себе подобных, потребляя окружающую среду, его же создавшую, а для того, чтобы постигать гармонию и получать наслаждение от этого процесса…

Слова Валерия звучали для Людочки словно музыка, они казались ей не бредом эстетствующего наркомана, а каким-то откровением, вершинами человеческой мысли… Хорошо, очень хорошо было ей в часы забытья, но — за все приходится платить… Постепенно пробуждения от «кайфа» становились все более тяжелыми — все вокруг казалось серым и мерзким, но потом словно лучик надежды прорезал мрачную пелену, когда Валерий молча протягивал ей шприц и жгут…

Иногда Людочке казалось, будто все, что происходит — происходит не с ней, не с Людмилой Карасевой, отличницей, красавицей и хорошей девочкой… На нее словно морок какой-то опустился, да и как иначе можно было объяснить все случившееся — за те полгода, как Мила уехала из Череповца, она сменила трех любовников, научилась постоянно врать матери и пристрастилась к наркотикам… А ведь она действительно была хорошей девочкой — способной, с добрым характером… Может быть, внутренний стержень ее слишком хрупким, слишком непрочным оказался? Кто знает… У каждого ведь свой запас прочности, сильных же людей не так уж и много… Слабых — гораздо больше, только далеко не всех их жизнь на излом пробует, многие так и живут до старости спокойно и правильно, даже не понимая, что судьба просто пощадила их, не подвергнув серьезным испытаниям.

А Милочка… Наверное, судьба решила, что этой девушке слишком много счастья и радости уже было отмерено в той, череповецкой жизни…

Сразу после Нового года Люда, позвонив маме на работу в зубную поликлинику и лихорадочно придумывая причину, по которой можно было бы не ехать в Череповец на «каникулы», услышала страшное известие — Алевтина Васильевна трагически погибла в автокатастрофе вместе с новым мужем, Юрием Сергеевичем… Смерть их была нелепой и жуткой — они возвращались на стареньком «Жигуленке» домой из гостей, Юрий Сергеевич выпил там несколько рюмок, реакция его притупилась, а навстречу по дороге попался «МАЗ» с абсолютно пьяным водителем. Лобовое столкновение — и тела погибших пришлось извлекать, разрезая автогеном искореженный кузов…

Как она добиралась до Череповца — Людочка помнила смутно. Хорошо еще Валерий был все время рядом, пытался разговаривать с ней, как-то тормошить.

— Ты поплачь, поплачь, Людочка, легче будет, — убеждал ее скульптор. — Ты покричи, повой в голос, дуреха, только не молчи…

Но Мила словно закаменела и даже на похоронах не проронила ни одной слезинки.

И лишь после возвращения в Питер ее прорвало. Она рыдала отчаянно и страшно, потому что поняла — со смертью мамы сгорел последний мостик в ту хорошую прежнюю жизнь, в которую она еще подсознательно хотела вернуться…