Антониетта прижала ладони к ушам. Ее слух стал таким острым, что она едва могла выносить биение сердца Таши, напоминающее барабанный бой и грозившее свести ее с ума. Дыхание Таши звучало как сильный порыв ветра. Снаружи же грохотало море, и лил дождь. Антониетта накрыла голову подушкой, чтобы заглушить звуки, прежде чем она сможет различить в шепотах, разносящихся по палаццо, конкретные разговоры.

— Что со мной? — Таша пребывала в ярости. — Если хочешь знать, то сейчас почти четыре часа пополудни, и никто из нас не мог тебя разбудить. Nonno рассказал нам о взломе, и что вас обоих усыпили. Он сказал, что напавшие на вас люди сбросили его со скалы. Что за чушь думать, что Байрон Джастикано спас его жизнь, вытащив со дна моря? Никто не способен на это. Nonno превращается в маразматика. Власти ждут твоих показаний, а ты спокойненько себе здесь лежишь и спишь, словно ничего и не произошло! Словно этого было недостаточно, так ко всему прочему пропал и повар, просто встал и ушел без единого слова, и у нас нет ничего стоящего, чтобы поесть. Экономка в истерике.

Антониетта не могла себе представить экономку, уверенную сеньору Хелену Вантизан, в истерике. Спокойную, терпеливую, почтенную женщину, твердой рукой управляющую палаццо.

— С чего бы это Энрико уходить? — она осторожно отняла от ушей подушку, сознательно стараясь уменьшить силу звука, действующего ей на слух. Это помогло, в ушах перестало звенеть.

— Откуда мне знать, о чем думает этот глупый человек? И ты как всегда обращаешь внимание на самые неинтересные и самые неважные вещи. Пришли представители власти. Ты слышала меня? Они ждут тебя весь день.

У Антониетты безумно захотелось рассмеяться, хотя она сомневалась, что это импульсивное желание имеет что-то общее с весельем. Ей показалось довольно забавным, что Таша пришла будить ее, хотя считала совершенно нормальным для себя спать до полудня каждый день. К тому же, Антониетта находилась в легкой истерике из-за странного обострения ее слуха. Какое-то время она наблюдала за насекомым, снующим по полу. Но потом была вынуждена заставить свое внимание сконцентрироваться на страданиях кузины.

— Они ждут прямо сейчас? — к ней вернулись воспоминания, заполняя ее сознание. Но не подробностями убийства, а чистым сексуальным удовольствием. Байрон.

— Nonno отослал их прочь, сказав, что тебе необходимо отдохнуть после испытаний прошлой ночи. Иногда он становится таким грубым. Я хотела бы, чтобы ты поговорила с ним.

Антониетта распознала нетерпеливые нотки в голосе Таши.

— Ты прекрасно знаешь, что nonno невероятно умен, — хотя он мог быть довольно резким, если считал, что кто-то ведет себя, как идиот. Он часто был груб с Ташей. — На какое-то мгновение мне показалось, что ты волновалась обо мне.

— На минуту мне показалось так же, но я ни капли не ценю заботу, Антониетта. Я совершенно не хочу, чтобы у меня от постоянного беспокойства появились эти ужасные морщинки. И почему ты вечно попадаешь в передряги? Почему кому-то не попытаться убить меня? — ее голос стал более громким, почти превратившись в вопль, отчего Антониетта была вынуждена вновь закрыть свои чувствительные уши подушкой. — Нет никакого смысла волноваться о тебе. Посмотри на себя. Ты сидишь здесь такая спокойная, как всегда. Я могла бы стать идеальной жертвой и выглядеть бледной, храброй и интересной. У тебя же такой вид, словно ничего не было.

— Поверь мне, Таша, это был совсем не веселый опыт. Тебе совсем не нужно, чтобы кто-то пытался тебя убить, чтобы выглядеть интересной. У тебя это всегда получается просто замечательно. Тебе не нужно быть бледной и храброй, ты красива, и знаешь это.

Таша отмахнулась от очевидного.

— Я знаю, знаю, — она вздохнула, — не всегда достаточно быть красивой, чтобы привлекать внимание, Антониетта. Некоторых мужчин интересуют только такие глупые вещи, как убийство. И что я должна делать? Нанять кого-то, кто бы убил меня, чтобы привлечь чуть-чуть внимания? — она вскочила на ноги и быстро и зло заходила по комнате. — Это абсолютно смешно — этот мужчина просиживает с тобой часами, а ты даже не можешь увидеть его! Об этом даже думать невыносимо.

— Байрон? — Антониетта изо всех сил старалась поспевать за мыслями своей кузины и одновременно контролировать громкость своего слуха. Звук шарканья обуви Таши эхом отдавался в ее голове.

— Ох, этот мерзкий человек! Не он. Ты же знаешь, что я не могу находиться в одной с ним комнате. Он грубый и неприятный, и я ненавижу его, — Таша с тщеславием уставилась на свое отражение в зеркале. — Зачем тебе здесь зеркало? Никогда не понимала этого. — Она повернулась боком и задержала дыхание, проверяя свой плоский живот.

— Оно шло вместе с мебелью, — ответила Антониетта. — О каком мужчине ты говоришь? Я не провожу время ни с одним из них, — она отвернулась от кузины, чтобы спрятать румянец, внезапно вспыхнувший на ее лице. Она не могла спокойно думать о времени, проведенном с Байроном. О своей реакции на него.

— Полицейский, Антониетта, — нетерпеливо фыркнула Таша. — Ради всего святого, следи за разговором. Это важно.

— Все дело в полицейском? — Антониетта вздохнула со смесью облегчения и раздражения. — Таша, ты помолвлена и собираешься замуж. У тебя есть жених, очень богатый, смею добавить.

— А это-то тут причем? Я собираюсь замуж за Кристофера, но он такой скучный. И такой ревнивый. Это утомляет. Вся его жизнь сосредоточена на его семье, церкви и бизнесе. Все о чем он думает — это корабли и религия.

— Его семья владеет второй по величине судоходной компанией в мире, Таша, — сказала Антониетта. — А итальянские семьи всегда были близки.

— Маменькины сынки, — фыркнула Таша, — или, как в случае с Кристофером, папенькин сынок. Они настаивают, чтобы я вместе с ними ходила в церковь.

— Соглашаясь на помолвку с ним, ты знала, что он хочет обратить тебя в свою религию.

— Я не предполагала, что это окажется так серьезно. Он приводит этого ужасного священника каждую неделю, намекая, что я должна учиться. Все, что я должна делать, это ходить в церковь и сидеть рядом с ним на протяжении всей службы. Мне нет никакой необходимости понимать все эти бессмысленные бормотания, которые сопровождают ее. Я сомневаюсь, что кто-нибудь еще действительно смыслит в этом. В любом случае, почему бы нам не быть простыми католиками, как все остальные? Кого волнует, какая религия истинная, а какая выделилась из нее? Это самая настоящая глупость.

Антониетта еще раз вздохнула.

— Ты не можешь закрутить роман с полицейским в то время, как помолвлена с одним из самых могущественных людей мира. Я думаю, таблоиды мигом пронюхают про это.

— А кто говорил о коротком романе? Я вполне могла по-настоящему влюбиться в него. У него самая замечательная грудь, какую только можно представить. Даже Байрон не обладает такой грудью, ну, во всяком случае, не такой совершенной, — она издала неприличный звук. — И почему он тебе нравится?