В первые два года его жизни я был совсем не уверен в том, как я веду себя с ним и с самим собой. Эта неуверенность в сочетании с моим природным темпераментом часто заставляла меня повышать голос. Конечно, это пугало и задевало ребенка, но я был не в состоянии ничего изменить.

В два года он сам положил этому конец. Однажды в разгар моей вспышки он выбежал из комнаты. Я пошел за ним и нашел его на лестнице. Он сидел на четвертой ступеньке, так что мы оказались лицом к лицу. Он зажал ладонями уши, посмотрел на меня очень сердито и сказал: «Сейчас же прекрати!»

В тот момент я понял, что должен сам отвечать за свое неумение справляться с детским поведением, а не обвинять в этом сына.

Прошло 10 лет. Двенадцатилетний мальчик испытывал огромный интерес к змеям и рептилиям. Однажды он пришел домой сияя и рассказал, что папа его друга предложил ему для коллекции молодого питона. «Я очень хочу его получить, – сказал он. – Можно?» Его мама выросла в доме с рептилиями, а я побаивался змей, поэтому он задал этот вопрос именно мне. Трудно было сказать «да» и еще труднее сказать «нет», поэтому я попросил дать мне время подумать. Я пообещал ответить, когда вернусь с работы в ближайшие выходные.

В субботу я пришел домой на обед и застал сына в гараже с пилой и молотком. «Что ты делаешь?» – спросил я.

«Террариум», – ответил он.

«Для чего?»

«Для змеи, конечно!»

Я понял, что нужно проявить некоторую отеческую твердость.

«Но мы еще не договорились об этом, Николай!»

«Я знаю. Я помню, что ты ответишь, когда решишь».

С любовью и уважением мой сын преподал мне еще один (заслуженный!) урок равного достоинства. Он знал, чего он хочет, уверенно шел к своей цели, но при этом был готов ждать моего решения.

Последний эпизод произошел через полгода после того, как он уехал из дома. Мы с женой устраивали большую вечеринку в саду для друзей и близких, и я спросил Николая, сможет ли он прийти помочь. (Я обожаю готовить – и склонен к истерикам, когда готовлю на большое количество народа.) «Мне надо подумать», – ответил сын. Через два дня он позвонил и сказал, что согласен.

Вечер начинался хорошо. Мой сын прекрасно организовал сервировку, оставил себе место рядом со мной и подал два первых блюда. Когда я наконец присоединился к застолью, он сел возле меня. Я мог бы порадоваться его компании и похвалить его работу. Вместо этого я бросил взгляд на стол и сказал: «Надо поменять тарелки. БЫСТРО, Николай!» Он замер, глаза его потемнели. Секунду поколебавшись, он посмотрел на меня точно, как когда-то на лестнице, и спросил: «А что я за это получу?»

Моя первая реакция была: «Ты о чем – о деньгах? Ты помогаешь родителям и не должен ждать оплаты! Подумай о том, что мы для тебя сделали…». Потом я связал его поведение с «признаками времени» (удобное объяснение!) и подумал: «Это уж слишком, современная молодежь думает, что может говорить с нами, как с ровесниками». В конце концов, в апофеозе самомнения, я почувствовал обиду: «Он должен понимать, как этот ужин важен для меня!» К счастью для нас обоих – и для наших отношений, – я ничего этого не произнес вслух.

Только на следующий день я осознал, каким был ослом, и устыдился впервые за много лет. Я попросил сына о дружеской услуге, и он помог мне. В эгоистическом запале я обратился к нему, как к наемному работнику. Неудивительно, что он потребовал оплаты!

Мы каждый день получаем сотни таких золотых самородков, когда общаемся с детьми. Ради нашей общей самооценки мы должны изменить свое поведение как можно скорее – лучше всего сразу, но в крайнем случае на следующий день или через десять лет.

Приемные семьи или родители детей с ментальными или физическими ограничениями должны особенно серьезно относиться к двойному источнику детской самооценки – быть увиденным и чествовать свою важность. У детей с особыми потребностями развитие самооценки легко блокируется осознанием того, что они «тяжкая ноша» или «проект» для своих родителей.

Просьба о помощи всегда понижает самооценку, будь вы инвалидом, престарелым, немощным, беженцем или нуждающимся в социальной поддержке. Дополнительный риск для таких детей – за ними присматривают, но не «видят» их; к тому же им часто трудно почувствовать себя важными и нужными для семьи.

Поэтому родителям надо быть очень честными и открытыми в своих реакциях на такого ребенка, даже если эти реакции – раздражение, уныние и усталость. С ним надо разговаривать словами, которые относятся к его бытию, а не к достижениям. Многие боятся травмировать ребенка и сосредоточивают свое и его внимание на том, чего он может достичь. Это полезно для уверенности в себе и может уменьшить физическую зависимость от других, но не повышает детскую самооценку. Для нее нужны другие реакции и сигналы, которые зависят от возраста и состояния ребенка.

Младенцы не чувствуют своей ущербности от того, что зависят от других; они принимают как должное любовь, заботу и еду. Но дети чуть постарше, а также те, кто потерял связь с биологическими родителями, часто видят в этом незаслуженный дар. Они понимают, что другие люди выполняют обязанности их родителей, и чувствуют себя в долгу.

Большинство детей в такой ситуации не могут выразить свою благодарность словами, пока сами не станут взрослыми. Их чувства порой проявляются в агрессии, замкнутости или, наоборот, в преувеличенном стремлении приспосабливаться. Этот тип поведения должен служить для родителей сигналом: нужно сделать шаг назад и начать получать дары от своих детей.

Иногда дети оказываются «невидимками» в семье – их «не видят» такими, как есть. Это может происходить все их детство и взросление или только в определенный период, например в пубертате.

Пример

Я уже рассказывал об Алесии, которая приходила с родителями ко мне на консультацию. В свои тринадцать лет она страдала от лишнего веса и успела перепробовать разные диеты; эти проблемы привели семью к психотерапевту.

Когда она воскликнула: «Вы видите только мое тело», – то напомнила родителям, как важно, чтобы наши близкие «видели» нас. К счастью для Алесии, она обладает здоровым боевым духом и умеет выразить свои ощущения. Многие в ее возрасте не смогли бы протестовать так резко и ясно. Они бы тихо и стыдливо сидели на стуле, пока родители обсуждают их симптомы.

Алесия – одна из тех детей (и взрослых), на кого смотрят, но не «видят» их. В ее ситуации это произошло из-за лишнего веса, но это точно так же могло случиться из-за чрезмерной худобы, инвалидности, красоты или по любой другой причине.

В таких случаях взрослые часто совершают две ошибки. Опасаясь, что нашу полную дочь будут дразнить и это подорвет ее уверенность в себе, мы направляем свою любящую и сострадательную энергию на то, чтобы помочь ей похудеть, – и создаем ровно ту ситуацию, от которой собираемся ее защитить! Наше беспокойство заставляет ее стесняться себя точно так же, как насмешки ровесников.