дотронулась до ручки. Вздыхаю. Ну что опять? Вот дом, подъезд. Сейчас я войду в него, спрячусь от Громова и на несколько часов останусь одна. Всё хорошенько обдумаю. – Телефон возьми. Чтобы на связи была.

Протягивает мне мою сумку.

Ого. А я думала, что забыла её…

Отбираю её у него и прижимаю к себе свою прелесть. Её содержимое мне очень дорого.

– И ещё.

Он передает мне ещё одну связку ключей. Там их всего три. Один из них – магнитный ключ от подъезда.

– Это от моего дома. На будущее. Я не тиран и держать тебя в четырёх стенах не намерен. Если ты мне повода только не дашь.

На всякий случай беру их. Кидаю в сумку. От этого нельзя отказываться. Теперь я могу спокойно выйти из его квартиры, если мне что-то не понравится.

– Но ты приедешь за мной? Я одна те сумки не утащу.

На самом деле собираюсь взять совсем немного. У меня почти ничего нет. Я всё продала, и лежит у меня только всё самое необходимое. Но надо же немного попользоваться своим опекуном.

– Приеду, – кивает, сжимая руль. – Как только разберусь с делами.

Уж не знаю, чем он будет там заниматься, но…

– Всё? Закончили? Я могу идти? Или будут какие-то наставления, о, мой мэтр?

– Не ёрничай, – холодно бросает. – Вали уже.

Открываю дверцу и вылетаю на улицу. Благо тепло. Вдыхаю свежего воздуха после салона, пропитанного запахом моего опекуна. И сразу легче становится. Жить хочется!

Настроение стремительно летит вверх. И даже вечно пьяный мужик-сосед его не испортит. А он умеет. Бухающий импотент, бьющий свою жену и ребёнка.

– Понарожают шалав… – слышится, когда прохожу мимо него. – Ни стыда, ни совести – в таком виде по улицам разгуливать. А завтра что, в трусах придёшь? Всех насильников приманишь. А когда изнасилуют, скажешь, что мужики виноваты!

Закатываю глаза. Он так говорит, даже когда я в глухих джинсах и куртке домой возвращаюсь. Другими словами, конечно. Но смысл один – потаскуха, мразь. И всё из-за одежды…

– Как тебя вообще родители воспитали?

Резко останавливаюсь, не доходя до подъезда.

Что он сказал?

Разворачиваюсь, делаю шаг вперёд, стискивая в руках сумку. Пелена злости глаза застилает из-за одних только слов.

– Эй, тварь, – вырывается само, – либо ты сейчас замолкаешь, либо…

Я проломлю ему черепушку этой бутылкой с водкой возле него.

– Ярослава.

Моё имя останавливает меня на полпути к пьянице. Откликаюсь на своё имя, поворачиваясь к Громову, вышедшему из машины. Стоит у водительской двери, смотрит на меня.

– У тебя три часа, – сухо проговаривает. – Не трать время на всякую срань.

Стискиваю пальцами сумку сильнее. Пытаюсь не взорваться. Хотя очень хочется. Ему ещё повезло, что я не накинулась на него в первые же секунды. Или не плюнула ему в лицо.

Я гнев свой никогда не контролировала. А со смерти родителей… Так вообще. С катушек слетела. Сама это признаю. Но ничего не могу с этим поделать. У меня вся жизнь рухнула. В одночасье. Но забрала перед этим самое дорогое, что у меня было.

– Хорошо, – едва не рычу.

Быстро отворачиваюсь от него и бегу к подъезду. Нужно успокоиться. Иначе я точно сделаю то, что так хочу. А потом окажусь за решёткой. Нет, я туда не хочу. Мне хватило разговора со следователем вчера.

Уже в лифте шумно выдыхаю и успокаиваюсь.

Хорошо, что Громов остановил. Я ведь могла…

Запускаю пальцы в волосы и дёргаю за них.

Очнись, Яра, ты не во сне. За все твои действия летят последствия.

Точно. Нужно быть немного сдержаннее.

Лифт останавливается, и я выхожу из него, оказываясь на лестничной площадке возле двери своей квартиры. Два поворота ключа, и я перешагиваю порог родного гнёздышка, где тут же расслабляюсь, наконец-то чувствуя себя защищённой.

Глава 21

Ярослава

Складываю последнюю кофточку в чемодан. Он один, небольшой, и туда свободно помещаются все мои немногочисленные вещи. Остаётся даже место для самого главного. Касаюсь чёрной рамочки и веду по стеклу, за которым хранится семейная фотография.

На ней все мои самые любимые и родные люди.

Папочка, от которого мне так не хватало внимания всю жизнь. Его заботы, любви, поддержки… Я знала, что он любил меня. Просто не показывал этого. Он даже к маме был немного холоден, но в некоторые моменты показывал своё безмерное обожание к ней. Я тоже так хотела, но…

Ладно, не буду вспоминать плохое.

Веду пальцем по изображению мамочки, не сдерживая слёз. Первая прозрачная капля падает на её тёмные волосы. Неосознанно трогаю свои. Я вся в неё пошла. Цветом волос, комплекцией и даже родимым пятном на заднице. Лицо… Как в зеркало смотришь. Только её – с морщинками, ничуть её не портящими. Нас часто называли сестричками.

Невольно улыбаюсь, но тут же уголки губ летят вниз.

Её больше нет.

Быстро прикрываю фотографию тканью, бережно пакуя в чемодан. Делаю глубокий вдох, наполняя лёгкие, и дышу. Гимнастика, твою мать.

Успокоившись, собираю родительские подарки. Украшения, золото, которое не ношу. Но оставить здесь не могу.

Раздумываю над тетрадями, учебными материалами. У меня их много. Но стоит ли? Я даже не знаю, что там с университетом. И стоит ли мне брать этот белый халат и чепчик? Не появляться в медицинском университете месяц… чревато последствиями. И вряд ли я смогу сейчас нагнать программу. А конец учёбы через два месяца. Может, взять академический? Потом вернусь, уже серьёзно сев за это дело. Но торопиться и отлынивать нельзя.

Ну почему всё так, а?

Все планы коту под хвост. Родителей нет, учёбы теперь тоже.

И опять рыдать хочется. А ещё больше – напиться. Заглушить боль алкоголем, потеряться и не возвращаться в реальность как минимум сутки.

Сдерживаю слёзы, упаковываю всё в чемодан. Посматриваю на