– Мы отвезём её в галерею, – говорит мистер Ковальски. – Подбросить вас до школы?

– Да, пожалуйста, – отвечает Рене.

Родители запрещают мне принимать такие предложения от незнакомцев. К тому же мистер Ковальски бывает странным, а его фургон выглядит так, будто на нём ездили по минному полю. Но мы опаздываем в школу. Да и моего мнения никто не спрашивает.

Аттила садится на переднее сиденье.

Рене и я забираемся на заднее, на котором полно всяких картин. Мы протискиваемся и усаживаемся между ними. Рядом со мной оказывается картина, завёрнутая в пузырчатую плёнку, через которую видно чистое небо и зимний пейзаж. Он напоминает мне про картину с кроликом и мальчиком, которая теперь висит у нас в гостевой спальне.

– У нас есть ваша картина, – говорю я мистеру Ковальски.

– Не может быть! – Он всматривается в зеркало заднего вида, а затем начинает движение. – Могу ли я спросить, в какой галерее вы её купили? В последнее время я не так часто выставляюсь.

Я тщательно обдумываю ответ. Он-то думает, что папа купил картину.

Мы проезжаем мимо дома мистера Руперта. Я машинально наклоняюсь, а затем снова выныриваю. Мне неловко. Ведь мистеру Руперту никогда не придёт в голову искать нас в этом фургоне.

– Ну, папа подобрал её… – Я делаю паузу. Возможно, ему не обязательно знать, что картину выбросили. Мы сворачиваем на Данкастер в направлении нашей школы.

Рене не утруждается подбором слов и заканчивает моё предложение.

– Вчера кто-то оставил её на куче мусора во-о-он там, – показывает она пальцем. Это и есть пятая ошибка за сегодня. Или ошибкой было принять предложение подвести нас до школы?

– Что?! – Мистер Ковальски приподнимается с водительского сиденья и поворачивается к нам, выпустив руль из рук. Фургон переезжает передними колесами бордюр, задние колеса остаются на дороге.

В паре сотен метров от нас миссис Х регулирует перекрёсток. Если она хоть немного похожа на нашего прежнего регулировщика, мистера Рона, она обязательно пожалуется на то, как водит мистер Ковальски. Конечно, если он не переедет её раньше.

День второй. Ошибка шестая

Наезд на бордюр заставил мистера Ковальски сосредоточиться на дороге. Он хватает руль и выводит машину обратно на дорогу. Машина останавливается, он выключает двигатель и поворачивается к нам.

– Где именно вы нашли мою работу?

– У того дома, в котором живут безумные маленькие собачки, – отвечает Рене.

– Джессика Ирвин! Эта ведьма! – кричит он. – Она нарушает правила спора.

– Какого спора?

– Она отказалась застраховать картину, которая висела в комнате прислуги. Заявила, что никто её не украдёт, что она никому не нужна.

– Но ведь это же вы сделали перестановку в той комнате, теперь она выглядит как охотничий домик. Я уверен, что страховать ту жуткую подставку с рыбой не имеет смысла.

– Это тоже придумала она. Урезать расходы, урезать расходы. А потом она оставила настоящее произведение искусства в общедоступном месте, чтобы доказать, что её никто не возьмёт. Мы поспорили на это.

– Хочу всё разъяснить, мой папа ничего не брал, – говорю я. – Он спас ту картину от мусорщиков, которые могли уничтожить её.

У мистера Ковальски отвисла челюсть:

– Она поставила картину рядом с мусоркой, чтобы обесценить её.

– Но она нравится мистеру Нобелю, – добавляет Рене. – Она нам всем нравится.

Я быстро киваю.

Краем глаза я замечаю, что мадам Х марширует в нашу сторону. Левой, правой, левой, правой. Она выглядит так, будто готова отколошматить мистера Ковальски знаком «Стоп». Она подходит к фургону со стороны пассажира. Аттила открывает окно.

– Всё в порядке? – спрашивает она. – Скорую вызывать?

– Нет, мы в порядке, – отвечает Аттила.

– Вы стоите на перекрёстке. Проезжайте.

Я отстёгиваю свой ремень.

– Всё в порядке, мы и здесь можем выйти, – говорю я мистеру Ковальски. Мы с Рене протискиваемся к двери через картины.

– Когда объявят победителей? – кричу я с обочины.

– Завтра в пять, – отвечает Аттила. – Будет званый ужин. Может, вы с Рене тоже придёте?

Он удивляет меня второй раз за день.

– Хорошо. Уверен, папа тоже захочет прийти. Удачи, Аттила, – говорю я.

Он улыбается.

Затем я достаю из кармана визитку и протягиваю её мистеру Ковальски.

– Если вы хотите получить свою картину обратно, просто позвоните мне.

– Ой, нет. Возможно, твой отец, сам того не подозревая, помог мне выиграть в споре. Ты можешь сделать снимок картины, висящей на вашей стене?

– Конечно. Надеюсь, вы выиграете в споре, – говорю я.

– Непременно выиграю. У меня в рукаве припрятана пара кистей, – подмигивает он, а затем отъезжает.

Рене смотрит им вслед, нахмурив брови. Она что-то обдумывает.

– То, что он сказал про кисти, и есть метафора, да?

– Какая разница, – говорю я. – Пошли к директору, пока нашим родителям не позвонили.

Мы несёмся сломя голову, но всё равно опаздываем на двадцать минут. Что нам сказать секретарю? Мы подходим к первой стойке.

Мне не следует волноваться. Рене берёт всё на себя.

– Мне пришлось вернуться домой, чтобы переодеться в спортивную форму. Мой друг Стивен проводил меня, чтобы мне не пришлось идти одной.

Её друг. Она делает из меня героя. И мне это нравится. Секретарь цокает языком, но всё равно выписывает нам пропуска, даже не посмотрев на нас.

– Не вздумайте опоздать ещё раз. Или будете отстранены от занятий на неделю.

– Мы больше не будем, – обещает Рене, и мы уходим.

– Ух ты! Нам так повезло, – говорю я за дверью в кабинет директора.

Она кивает.

– Если не будем торопиться, нам не придётся играть в вышибалы.

– Хорошая мысль. – После всей этой беготни так приятно неспешно прогуляться до зала. По дороге пересекаемся с миссис Кляйн, которая моет пол.

Рене машет ей рукой и улыбается.

Мы подходим ближе, и Рене открывает рот. Ой, только не это.

– Делай что хочешь, но не спрашивай про мистера Руперта, – цежу я сквозь зубы.

– Миссис Кляйн, вы встречаетесь с мистером Рупертом? – говорит она.

Да ну брось! Нельзя же задавать такие вопросы взрослым. Даже Рене должна знать такие вещи.