Миссис Кляйн отрывается от уборки и улыбается. Как-то раз она сказала, что никто не замечает уборщиков.

– Да, это правда. Разве это не чудо? – вздыхает она. Возможно, ей нравятся такие вопросы. – Я уже и не думала, что в моём-то возрасте вновь обрету любовь.

– Чудо, – повторяю я. Если честно, меня тошнит от одной только мысли о ней и мистере Руперте. Я слегка подталкиваю Рене локтем. – Если поторопимся, может, ещё успеем поиграть в мяч?

Но Рене невозможно остановить.

– А как вы познакомились?

Казалось бы, именно в этот момент миссис Кляйн должна поинтересоваться, а не надо ли нам идти по своим делам. Так, к примеру, поступила бы миссис Уосли.

Но нет. Её лицо расплывается в улыбке. Она снова вздыхает.

– Как-то ночью я задержалась на работе допоздна. Вдруг я услышала какой-то шум.

Рене понимающе кивает:

– Ненавижу оставаться одной.

– Я стала такой нервной с тех пор, как в нашу школу въехала та машина. Той ночью я так испугалась, что выбежала на улицу. И там я встретила его, – делает паузу она, – моего героя.

Её героя? Или того, кто шумел?

– Мистера Руперта? – спрашивает Рене.

– Да, он зашёл в школу со мной. И прочесал всё здание. Конечно, он ничего не нашёл. Но с ним я чувствовала себя в безопасности…

– Так мило с его стороны. – Я хватаю Рене за локоть и утаскиваю за собой.

Миссис Кляйн кивает.

– С тех пор мы встречаемся.

– Хорошо, увидимся позже, – говорит Рене, пока я тяну её всё дальше и дальше.

Наш разговорчик съедает ещё пять минут от урочного времени.

Миссис Уосли забирает наши пропуска и хмурится.

– Хорошо, вы двое. Пойдите разомнитесь перед игрой. Пробегите три круга вокруг зала.

Опять бежать!

– Хорошо, миссис Уосли, – Я делаю глубокий вдох и бегу.

– Мне надо переодеться, – говорит Рене.

Во что, интересно знать? Хотя какая разница. Она увиливает от физкультуры ещё на пять минут. Она возвращается в зал в футболке и трениках, которые я одолжил ей прошлой ночью. Штаны болтаются на ней. От ударов Тайсона и Бруно в них не увернёшься, если, конечно, мы вообще присоединимся к игре. Хотя мы и не хотим этого вовсе.

Я сбрасываю скорость, поэтому Рене вырывается вперёд. От урока осталось двадцать пять минут, и мы сделаем всё, чтобы растянуть разминку до конца урока.

Остаток дня проходит легко, как прогулка по парку, особенно если сравнить с утром, которое мы пробегали. И это сравнение, а не метафора.

Я уже знаю, что Рене предложит по дороге домой, ведь её брата нет дома. Поэтому шестая ошибка за день – я знаю точно, что это ошибка, потому что сам её совершил, – это спросить её:

– Хочешь переночевать у меня?

День второй. Ошибка седьмая

Рене кивает, как обезумевшая:

– Да, пожалуйста, ещё одна ночёвка!

– Мы не будем выходить на улицу, что бы ни случилось, – предупреждаю я.

– Конечно, не будем. Я так устала. После ужина я сразу пойду спать.

– Конечно, пойдёшь. Ты же помнишь, что нам ещё собак выгуливать?

– Всё что угодно, лишь бы не пришлось бегать. Можем заскочить ко мне и захватить мою одежду, – улыбается Рене.

Отлично, опять пойдём мимо дома мистера Руперта.

Когда мы возвращаемся домой, папа с гордостью показывает нам свой первый законченный свитер для собаки. Он крошечный, небесно-голубого цвета с сине-оранжевой полоской на горловине и манжетах.

– Мистер Нобель, это произведение искусства, – говорит Рене.

– Да, – соглашаюсь я. – И раз речь зашла об искусстве, можно нам завтра сходить в галерею Бёрлингтон? Там будет вечер в честь открытия.

Он улыбается, поглощённый мыслями о своём шедевре.

– Конечно. Во сколько?

– В пять. – Я не уверен, что он меня слышит. – Можно Рене снова останется у нас на ночь?

Он резко вскидывает голову и поворачивается к ней.

– Ты же знаешь, что когда-нибудь тебе придётся вернуться домой, а твоим родным – поговорить с Аттилой, эм… о его проблеме.

– Может. А может, и нет, – улыбается Рене. – У меня есть предчувствие: скоро мы докажем, что он не виновен.

Как она собирается это сделать, если есть запись с камеры, на которой он держит в руках пропавший ящик? У Рене явно родилась пара идей, и мне не терпится узнать, что она придумала. Что-то подсказывает мне, что не стоит обсуждать их при папе.

– Хорошо. Только предупреди родителей, – напоминает ей папа.

– Отлично! – меняю я тему разговора. – Давайте перекусим. – Я киваю в сторону кухни и подмигиваю Рене.

– Я купил вам яблок. – Папа берёт в руки спицы с красной ниткой.

– Спасибо. – Мы идём на кухню.

– Тебе яблоко с арахисовым маслом или с шоколадной пастой?

– С пастой, – отвечает Рене.

Я накладываю пару столовых ложек пасты в чашку и ставлю её в микроволновку. Пока она тает, я режу пару яблок.

– Что тебе известно?

– Ничего. Но у меня есть план.

– Что за план?

– Он появился, когда ты спросил своего папу про вечер в галерее. Надо сделать так, чтобы все подозреваемые пошли на этот приём.

– Как мы это провернём?

Вдруг на кухню заходит папа, и я закрываю рот. Любому будет понятно, что мы прекратили разговор из-за него.

– Попробуй, – быстро предлагаю я, протягивая ему тарелку с дольками.

– Ага. – Он берёт дольку яблока и макает его в шоколад, не сводя с меня прищуренных глаз. – Знаете, а я поверил, что вы не выходили на улицу прошлой ночью. – Он надкусывает яблоко и тщательно пережёвывает его. Мои щёки пылают от стыда. – Ммм, как вкусно, – облизывает он пальцы.

Звонит телефон.

– Наверняка мама звонит, – говорит папа. – Почему бы тебе не взять трубку?

Ура! Я не могу сдержать улыбки и поднимаю трубку:

– Алло?

– Привет, Стивен. Как ты?

Она будто обнимает меня своим голосом.

– Мам, всё хорошо. – В это мгновение мне так хорошо. – Я соскучился.

– И я соскучилась. Завтра буду дома.

– Мы собираемся на званый ужин в галерее в пять. Ты вернёшься к этому времени?