Водитель молча достал проблесковый фонарь, поставил его на крышу машины, включил сирену. Из соседних машин выглянули раздраженные, недоумевающие, в лучшем случае равнодушные рожи. Но никто и не думал сдвинуться с места. Даже показалось, будто окружающие их «шестерки», «копейки» и «горбатые», увидев «шестисотый», только теснее сплотились.

— Ну, видите? — оглянулся водитель. — А я предупреждал.

Антон промолчал. Можно, конечно, выкинуть наглеца из машины и самому сесть за руль, да что толку, если это не поможет сдвинуться хотя бы на метр. Сейчас надо подумать о другом. О том, что Белявский терпеть не может, когда опаздывают к назначенному времени.

Вздохнув, Антон набрал номер:

— Эдуард Григорьевич, к сожалению, не успеваю. Торчу в пробке.

— Ничего не знаю! Как начальник службы безопасности ты уже должен быть здесь! (Он подчеркнул — уже.) Так когда прибудешь?

— Минут через пять — десять. Если только вертолет пришлете…

Обойдешься. Знаешь, сколько сейчас стоит прислать за тобой вертолет? Одно согласование в мэрии обойдется в три твоих зарплаты. Словом, слышать ничего не хочу, чтобы был здесь к назначенному времени! Ты все понял? Или ищи себе другую работу.

— Будем стараться… — хмуро ответил Антон, переглянувшись с Толей-телохранителем. Тот кивнул и приоткрыл дверь машины.

— Кстати, как прошли съемки порнографического фильма? — поинтересовался Эдуард Григорьевич.

— Нормально. Кассета завтра же поступит в наше распоряжение. Я приказал сделать до завтра пять копий…

— Больше! — перебил Эдуард Григорьевич. — Десять, двадцать копий! И все высшего качества. И чтобы завтра, к одиннадцати, они лежали в моем, нет, лучше в твоем сейфе. И не вздумай, как сейчас, опаздывать!

— Не на метро же их везти, — попробовал оправдаться Антон. — А в Москве все улицы с утра в сплошных пробках.

— Мы продолжим этот наш разговор, если приедешь вовремя, — жестко сказал Эдуард Григорьевич. — Кассеты, ладно, так и быть, чтоб были здесь к шести утра, до моего прихода. В это время нет пробок? А сейчас не теряй времени! У тебя осталось ровно тридцать пять минут. И еще сколько-то секунд.

Антон вдвоем с водителем выбрались из машины. И быстро пробежали, минуя, а то и по капотам других машин, не оборачиваясь на возмущенные крики, около пятидесяти метров вперед, туда, где стало свободнее, где вспотевшие менты уже начинали расшивать пробку. Антон кивнул на стоявшую там «тойоту-корролу», за рулем которой сидел совсем молодой парень, на плече которого покоилась русая головка веснушчатой девушки.

— Только тихо… — Антон быстро сунул в приоткрытое окно «магнум» и приставил его к голове девушки, потом ловко извлек из ее сумочки паспорт и сотовый. — Так… А вот и наш домашний адрес… Если хочешь сохранить телку и тачку, быстро вылезай, там сзади остался наш «шестисотый», номер и ключи сейчас получишь. Сегодня катайтесь, но завтра обменяемся…

И без шуток! — Он коротко взглянул на своего водителя, который в другое оконце уже передавал обомлевшему парнишке ключи от «мерседеса».

— Здесь же, вон там, возле стоянки, в одиннадцать утра, — добавил водитель перепуганной паре. — Если что, я тебя под землей найду!

Антон выпрямился. Очень спортивный, безукоризненно одетый, он стоял с кейсом в руках, с безразличным видом глядя в сторону, и ждал, когда освободится «тойота». Из других машин на него заглядывались женщины.

— Так нам завтра к одиннадцати в институт… — сказал парнишка и тут же прикусил язык.

— Значит, опоздаешь… — кивнул Антон, помогая девушке выбраться из машины. — Первый раз, что ли? Понял, да? А сейчас — меньше слов, больше дела, без резких телодвижений, и побыстрее.

— Звоните, если что понадобится… — улыбнулся он девушке и вручил ей свою визитку. — Или потребуется наша поддержка.

Они быстро сели в «тойоту», поставили проблесковый, и «японка» настолько резво взяла с места, что голова Антона откинулась назад.

Он опоздал на совещание ровно на три минуты, и Белявский Эдуард Григорьевич, нефтяной магнат, он же владелец телеканала ТВТ, сидевший во главе стола, хмуро посмотрел в его сторону, потом на напольные часы — восемнадцатый век, бронзовый бой курантов, отдающий речной свежестью, — погрозил ему пальцем, после чего продолжил:

— …Нам нужно обсудить ряд неотложных мероприятий, которые не позволили бы Левке Разумневичу и его кодле перехватить инициативу! И они, вы сами знаете, уже ничем не брезгуют! Их люди забрались в святая святых, в Генпрокуратуру, где обнаружили ордер на Левкин арест! Только представьте: этот так называемый меценат, покровитель муз и проходимец уже снимает со счетов деньги, которые давал на постановку кинофильмов, если их авторы не подписали коллективное письмо в его защиту! А наша широкая общественность только кудахчет и требует борьбы с коррупцией!

Прерываемый одышкой, он одной рукой взялся за сердце, а другой потряс в воздухе номером «Российских ведомостей» и покосился на Диму Гуреева, лысоватого, малоприметного молодого человека в затемненных очках, которого ему удалось внедрить в администрацию президента, где он сейчас курировал правоохранительные органы. Дима неопределенно вздохнул, после чего значительно промолчал. И все тоже промолчали.

Босс перевел взгляд на Антона:

— А вот и шеф моей безопасности, собственной персоной! Который еще до начала совещания должен был тут все проверить, не заложили ли фугас, не поставили ли прослушку!

— Все уже сделали мои ребята, — пожал плечами Антон. — И доложили мне по мобильному, пока я сюда ехал.

— Кстати! — Белявский грузно приподнялся и навел на него палец. — Чтобы не забыть! Мне только что передали, что у нашего знаменитого режиссера Никиты Малхазова, национального достояния России, лауреата Канн и триумфатора Венеции, остановились съемки нового фильма только потому, что этот негодяй Левка отказался спонсировать его новый шедевр! Вернее сказать, оказался недостоин такой чести. Из-за того, что Малхазов отказался поставить подпись под этой самой коллективной стряпней! Давай, Антоша, ты же с ним близко знаком, звони ему прямо сейчас. И как только свяжешься, дашь мне трубку.

— Алло… — Антон услышал в трубке знакомый скрипучий голос режиссера Малхазова с едва уловимым северокавказским акцентом.

— Никита, это я, Антон, здравствуй… Долго же ты не отвечаешь…

— Слушаю тебя, дорогой. Сам знаешь, поздно ложусь, поздно встаю… Что хорошего скажешь?

— Все забываю про твой режим… Скажи, это верно, что Разумневич отказался финансировать твой проект?

— Ну да, хотя толком еще не знаю… — осторожно проговорил Малхазов. — Темнит что-то. Мол, туго с деньгами, то-се. А что? Ты откуда знаешь?

— С тобой Эдуард Григорьевич хочет поговорить по этому поводу, передать ему трубку?

— Ну передай… А у него есть какие-то предложения?