Я глянул на наручные часы, оказалось, с начала схватки не прошло и десяти минут. Как всегда, время в бою растянулось до бесконечности. А потом я увидел его и понял: опасность ещё не миновала.

Туман расступился, словно по чьей-то воле, и я увидел его. Он стоял на берегу в окружении не то воинов-телохранителей, не то слуг или рабов. Выше среднего роста, всё тело его покрывали затейливые рисунки татуировок, кажущиеся живыми, когда он двигался. Из одежды на нём была лишь набедренная повязка да высокий головной убор из перьев, в который были вплетены пряди волос. Лицо его закрывал рисунок в виде белого черепа. Он вскинул руку — меж пальцев сверкал самоцветом огненный шар.

Вот кто навёл туман на Великую реку. Здесь Афра, а не аришская сельва, даже в Зелёном поясе не настолько влажно, чтобы мгла скрыла целый кусок водной глади. Без сильного волшебника — или шамана — тут точно не обошлось. И он наконец показался.

— Чунчо! — крикнул я, беря командование в свои руки. Не слишком правильно, но когда нас вот-вот испепелит могучий шаман, не до политесов. — Правый борт! Длинная очередь по той твари!

Стоит отдать ему должное: Муньос сразу понял о ком я. Развернув пулемёт, он дал длинную очередь по шаману. Тот вскинул руку, и пламя из ладони растеклось перед ним щитом, закрыв от пуль.

— Не давай ему продохнуть! — бросил я напоследок и кинулся к пушке.

Ворочать установленную на поворотном станке трёхдюймовку будет очень непросто, но и не с такими задачами на фронте справлялись. И всё же без пришедших на помощь рагнийцев я бы не сладил с пушкой так хорошо. Пеппито с Эрнандесом куда быстрее меня начала разворачивать орудие — сказывалась сноровка, полученная в гражданской войне. Как только они навели пушку, я приник к прицелу. О панораме[9] можно было только мечтать, на этой трёхдюймовке стоял дуговой прицел с угломерным визиром. Такие уже редко встретишь в Аурелии — слишком устарели, однако здесь, наверное, и не такое попадается.

Наш пароход продолжал двигаться, пускай и не быстро, и это больше всего мешало целиться. Да и время поджимало — я не знаю, сколько патронов осталось у Чунчо. У меня просто нет времени на промахи и треугольник ошибок. Пулемёт может умолкнуть в любую секунду, и тогда от смерти нас будет отделять лишь то время, что нужно шаману, чтобы собрать силу для нового огненного удара.

Пот градом катился у меня по лицу и шее, смешиваясь с подсохшей уже кровью. Я выставлял значения на прицеле, заставляя Пеппито с Эрнандесом сдвигать ствол всё сильнее. Надо решаться, иначе пропадёт даже призрачный шанс попасть в шамана.

— Снаряд в казённике? — спросил я.

— Фугас, — ответил Эрнандес.

То, что надо!

Я выдохнул, отступил на полшага — рагнийцы последовали моему примеру — и дёрнул спусковой механизм.

Орудие оглушительно рявкнуло, полыхнуло пламя дульной вспышки, а следом на месте шамана со свитой взлетели к небу комья земли. Фугасный снаряд почти в упор не то, с чем может справиться даже самый сильный маг. Может быть, прикончить шамана и не удалось, но на берегу его больше не было. Да и туман начал как-то подозрительно быстро рассеиваться.

— Мы уделали его! — выкрикнул Чунчо. — Сделали гада!

И его крик мигом разрядил обстановку. Пропало напряжение боя, все, кто ещё мог держаться на ногах, кричали вместе с рангийцем, потрясая оружием. Те, у кого сил не было совсем, падали на палубу, поддерживая товарищей лишь криком. Ясную голову не сумел сохранить никто, но это и нормально: профессиональных солдат в команде «Нэлли» не было, а пережить настоящее сражение, да ещё и ордой дикарей, далеко не всякий вояка останется после такого равнодушным. О простых людях и гномах и говорить нечего. Многим из них предстоит просыпаться в холодном поту, заново переживая тот кошмар, через который они прошли только что. И это нормально, это значит, что они остались разумными существами, не опустились до уровня диких животных.

Такое происходит на фронте, известны случаи даже коллективного помешательства, когда целые взводы превращаются в лютых зверей. Они теряют всякое представление о морали и живут по диким законам, словно волки в стае. По-своему такие бойцы даже полезны, особенно в роли штурмовиков, но в своём отряде я таких не держал никогда. Зверю доверия нет — он всегда может вонзить клыки в того, с кем только что дрался рядом лишь потому, что жажда крови всё ещё гложет его.

Когда же начали собирать убитых и тащить в кубрик раненных — это всех отрезвило. Настоящего врача на «Нэлли» не было, кое-какими навыками обладал второй помощник капитана — кряжистый человек, напоминающий высокого гнома, да ещё кок, умевший не только резать, но и шить. К ним присоединился Святой, не боящийся запачкать руки в крови, и по словам Кукарачи имевший медицинское образование.

— А кто он такой? — спросил я у полковника, когда мы сидели на шканцах, глядя, как матросы отдраивают палубу от пятен крови.

— Святой, — глянул на меня Кукарача, словно прикидывая стоит ли говорить, но решил не запираться. — Он из экуменических колонистов — их общины есть на севере нашего края. Часть их вошла в Аришалию, другие достались нам. Они бежали из-за каких-то религиозных притеснений, о которых я ничего не знаю. Обосновались в новой земле, пытались построить там рай, и были на пути к этому. Но потом началась грызня между Аришалией и колониями Альянса, в основном веспанскими и розалийскими. Настоящей войны не вышло, а вот репрессалии — так в тех местах называли пограничную войну — разорили множество хозяйств. Среди них были и те, что принадлежали выходцам из Экуменической империи. Таких, если честно, большинство было, ведь они не подчинялись ни одной из сторон, а потому их считали своей добычей и те, и другие.

Да уж, оказаться в такой ситуации врагу не пожелаешь. Решив отстоять свою независимость, колонисты остались без защиты.

— Тогда-то они и взялись за оружие, — продолжил Кукарача. — Многие хозяйства сгорели, но и фуражирам аришалийцев и веспанцев с розалийцами пришлось туго. Отравленные колодцы, заражённые стада овец и коров, просто выстрелы из кустов, взрывы на железной дороге. И всё же между молотом и наковальней долго не проторчишь, колонистов просто выдавили. Кто-то ушёл на юг Аришалии, осваивать новые земли, заводить там фермы, другие подались к нам — в Рагну. Святой был из вторых. Его семья поселилась у нас, его гасиенда была богатой, едва ли не лучшей. Его отец купил её за бесценок у государства, потому что владевшие ей аристократы из Веспаны давно разорились, и земля вместе с постройками приходили в запустение. Семья Святого работала упорно — от зари до зари. Я знаю, потому что мы жили по соседству. А потом нашёлся какой-то ушлый и преуспевающий родственник прежних хозяев земли. Он подмазал кого надо, и расторг сделку. Семье Святого выплатили те деньги, которые они отдали за разорённое хозяйство, и велели собирать вещи. Стерпеть этого отец семейства не мог, и взялся за оружие снова. Святой от него не отстал.