В синеватом освещении бара он обсуждает коктейли с джентльменом, на котором выданная ему при входе белая маска, а на лацкане пиджака бейджик “Привет, меня зовут.” с приписанным от руки “Годо”. Название бурбона, который горячо рекомендует ему этот самый Годо, Закери записывает на обратной стороне распечатки своего билета.

– Простите, – говорит дама в на удивление детском голубеньком платье и белых гольфах, и Закери осеняет, что это она ему. – Вы не видели тут кошечку? – спрашивает она.

– Кошечку?

Закери решает было, что перед ним брюнетистая разновидность Алисы из Страны чудес, но рядом с ней возникает еще одна дама в аналогичном наряде, и уж тут становится ясно, хотя и не без морозца по коже, что это близняшки из “Сияния” Кинга.

– При отеле живет кошечка, – поясняет первая дама, – мы ищем ее всю ночь, но никак не можем найти.

– Поможете нам искать? – просит ее доппельгангер, двойник, и Закери соглашается, несмотря на то что приглашение звучит зловеще, учитывая, как дамы выглядят.

Они решают разделиться, чтобы закинуть сеть шире. Закери возвращается на танцпол, медлит там, прислушиваясь к джаз-бэнду, и силится вспомнить, что это такое знакомое музыканты играют.

Он вглядывается в тень за оркестром, хотя понятно, что вряд ли кошка станет там ошиваться, при таком шуме.

Тут кто-то трогает его за плечо.

За ним стоит женщина, наряженная как Макс. В своей короне она выше, чем он ожидал.

– Хотите потанцевать? – спрашивает она.

“Произнеси что-нибудь изысканное”, – командует голос у него в голове.

– Конечно, – выговаривает его рот, и голос в голове в отчаянии взмахивает руками. Впрочем, король чудовищ, кажется, не в претензии.

Вблизи ее облик производит еще более сильное впечатление. Золотая маска под стать золотой короне, обе вырезаны из кожи, обе простых форм и выкрашены металлизированной краской. В вырезах маски видно, что и глаза ее подведены золотом, и даже ресницы сверкают тем же золотым блеском, которым осыпаны темные взбитые волосы. Волосы, впрочем, догадывается Закери, вполне могут быть париком. Белые пуговицы по переду платья, почти невидимые на фоне ткани, пришиты золотой нитью.

Даже духи ее в точности отвечают ее костюму, грубоватая смесь, странным образом отдающая сырой землей и сахаром одновременно.

С минуту они танцуют, молча и нельзя сказать, что неуклюже, стоило Закери вспомнить, как вести даму и следовать ритму (какой-то джазовый стандарт, но названия никак не вспомнить), а потом он решает, что, наверное, должен что-то сказать, и, порывшись в памяти, останавливается на первом, что пришло ему в голову, когда он раньше ее увидел.

– Ваш костюм Макса несравненно лучше, чем мой костюм Макса, – говорит он. – Я очень рад, что не надел мой, это был бы позор.

Женщина улыбается той всезнающей почти ухмылкой, которая ассоциируется у него со звездами старого кино.

– Вы не поверите, сколько народу спрашивало меня, кто бы это мог быть, – отвечает она с отчетливой ноткой разочарования.

– Им следует больше читать, – подхватывает ей в тон Закери.

– Вы ведь тоже в маске, не так ли? – понизив голос, спрашивает она.

– Более или менее, – отвечает Закери.

Король чудовищ, который, не исключено, в парике, ему улыбается. На сей раз настоящей улыбкой.

– Более, полагаю, – говорит она, внимательно на него посмотрев. – Что вас привело сюда нынче вечером, помимо любви к коктейлям и литературе? У меня создалось впечатление, что вы кого-то ищете.

– Что-то вроде того, – признает Закери. Надо же, он почти что об этом забыл. – Но не думаю, что те, кого я ищу, здесь.

Тут он разворачивает ее в танце, в основном для того, чтобы избежать столкновения, но платье ее взвивается столь эффектно, что несколько человек поблизости останавливаются ими полюбоваться.

– Как глупо с их стороны, – говорит женщина. – Они лишили себя чудесного бала и славной компании.

– А потом я еще искал кошку, – добавляет Закери. На это женщина улыбается еще шире.

– О, я видела Матильду в самом начале вечера, но кто знает, куда она направлялась! С кошками дело такое, порой разумней позволить кошке найти тебя. – И, помолчав, мечтательным шепотом прибавляет: – Разве это не замечательно, быть гостиничной кошкой? Я желала бы этого для всех.

– А что привело сюда вас? – спрашивает ее Закери.

Мелодия танца меняется, он чуть было не сбивается с ритма, но, к счастью, подстраивается, ухитрившись не отдавить ногу партнерше.

Но прежде, чем она успевает ответить, что-то, происшедшее за плечом Закери, привлекает ее внимание. Она вся замирает, он это скорей чувствует, чем видит, и думает про нее, что вот, наверное, человек, который отлично носит какие угодно маски. – Простите, я должна отлучиться, – произносит она и кладет руку на лацкан Закери.

Кто-то сбоку щелкает фотоаппаратом. Женщина отступает на шаг, чтобы уйти, но потом останавливается и склоняется перед ним в поклоне, похожем на реверанс, что выглядит одновременно и чинно, и неуместно, в особенности потому, что в короне ведь она, а не он. Но Закери отвечает ей тем же, очень стараясь соответствовать, и когда она исчезает в толпе, кто-то поблизости аплодирует, как будто они устроили представление.

Подходит фотограф, спрашивает их имена. Закери на это просит, чтобы их просто назвали гостями, если фотографии будут где-то помещены, и фотограф нехотя соглашается.

Закери снова бродит по лобби, теперь уже медленней, поскольку толпа стала гуще. Его гнетет разочарование. Он смотрит на украшения, нет ли среди них пчелки, ключа и меча. Он ждет знака. Может быть, стоило самому надеть что-то подобное, или нарисовать на руке, или вложить в нагрудный карман платок-паше с узором из пчел. Странно, как он вообще смел надеяться, что сумеет опознать незнакомца в комнате, где незнакомцев не счесть.

Закери ищет глазами кого-нибудь, с кем он уже говорил, может, удастся ненароком эдак спросить, о чем спросить, он уж и сам не знает. Женщины-Макса в толпе нет. Он подходит к плотно сгрудившейся группе (там кто-то в эффектной зеленой пижаме держит розу под стеклянным колоколом), ступает за колонну, держась поближе к стене, чтобы их обойти, и в этот момент его хватают за руку и втаскивают в дверной проем.

Дверь закрывается, приглушив голоса, отрезав свет.

В темноте кто-то есть, рука, втащившая Закери, его отпустила, но этот кто-то стоит совсем близко. Кажется, выше ростом, чем он. Тихонько дышит. Пахнет лимоном, кожей и еще непонятно чем, на вкус Закери, необыкновенно приятным.

Затем в ухе шепот:

– Когда-то, давным-давно, Время влюбилось в Судьбу.

Голос мужской. Глубокий, но интонация легкая, в манере опытного рассказчика. Закери замирает, весь внимание. Прислушивается.