Инес с восхищением рассмотрела кольцо с бриллиантом размером с ноготь большого пальца Зейнаб.

– А разве ты не помолвлена уже с Роули Вудхаузом?

– Ну, что-то вроде того. Но они ведь друг друга не знают, так что никакого риска.

Инес едва сдержала смех.

– Ты что, собираешься выйти за обоих?

– Если честно, – и это между нами, – я ни за одного не собираюсь. Знаешь, что Роули сказал мне, а он, между прочим, очень умный. Он сказал: «Милая, помолвка – это и есть современный брак».

– Ну да, и по закону иметь двух женихов, наверное, не так предосудительно, как двух мужей. Но что скажет твой отец, когда ты приведешь домой двух разных мужчин, с которыми помолвлена?

– Я никогда не приведу их домой, – ответила Зейнаб с тревогой в голосе. – Отец считает, что я должна выйти за его кузена из Пакистана. А я тебе не рассказывала о дядьке, с которым меня познакомил в прошлый раз Мортон? Его зовут Орвиль Перейра, невзрачненький, вернее, страшный, как смертный грех, и старый, но Мортон сказал, что он зарабатывает тридцать тысяч фунтов в неделю. В неделю!

Инес покачала головой. Иногда она даже не знала, что и думать о Зейнаб.

– Смотри, Уилл вылезает из фургона Кейта. Он в последнее время выглядит озабоченным. Весь в мечтах.

Но Зейнаб не интересовал Уилл Коббетт.

– Я подожду, пока Кейт тоже не уедет, а потом пойду куплю вечернюю газету.

– Интересно, нашли они Джеки Миллер или нет. В новостях об этом ничего не говорили.

Когда Зейнаб ушла, Инес принялась за уборку. Коробочки с серебряным столовым серебром лежали открытыми на столах, на крышке спинета[10]и подставках для домашних растений. Инес закрывала эти коробочки, когда в магазин с улицы вошли Фредди Перфект и Людмила Гоголь. Инес ненавидела, когда они так делали. Как она выражалась, у нее от этого волосы становились дыбом. Внизу, около лестницы, есть специальная дверь для жильцов – почему они ею не пользуются?

Людмила была сегодня в старинном платье до пят, из розового узорчатого бархата, ручной работы. Она купила его, естественно, не в «Стар Антикс», а на каком-нибудь рынке на Портобелло-роуд, что Людмила и подтвердила, заговорив с акцентом степных жителей. Она сообщила, что заплатила всего лишь четырнадцать фунтов и девяносто девять пенсов, а изначально платье стоило около ста.

Она вынула сигареты из сумочки, которую называла «ридикюлем», вставила сигарету в мундштук и выдула ровное кольцо. Фредди занимался любимым делом – хватал и рассматривал дорогие мелочи.

– Простите, Людмила, – сказала Инес, не в силах сдержать недовольство поведением этих двоих. – Я не позволяю курить здесь. У нас такое правило.

– Но я же ваша квартирантка. Это Фредди тут на птичьих правах. Мой любовник.

– Разве? Так вы обманывали меня? И еще: этот мундштук я, кажется, где-то видела. Не в этом ли магазине, случайно?

Вошла Зейнаб, но Инес продолжала.

– Я уверена, что не продавала его вам, и Зейнаб тоже.

– Да, я тоже не продавала.

Не по-британски пожав плечами, Людмила вынула все еще зажженную сигарету из мундштука, сунула ее обратно в рот и снова заговорила. При этом сигарета болталась во рту и не падала только каким-то чудом.

– Простите. Это все Фредди виноват – вредный мальчишка. Он так меня обожает, так любит покупать мне подарки, но у него никогда нет денег. Что бы вы сделали на его месте? Он только взял его у вас напрокат. На денек-другой, правда, Фредди?

– Что-что? Не слышал, о чем ты, – сказал Фредди, который увлеченно дергал за цепочку латунной настольной лампы, меняя яркость света: приглушенный, поярче, совсем яркий. – Повтори, что ты сказала.

Она повторила, слово за словом, уныло улыбаясь и протягивая Инес мундштук. Зейнаб, фыркнув, схватила его, вытерла салфеткой и положила на крышку спинета, рядом с копией яйца Фаберже и парой миниатюрных балетных пуантов.

– Они установили личность той девушки, найденной в Ноттингеме, – сказала Зейнаб. – Заголовок газеты кошмарный, как тебе? Они совсем с ума сошли, писать такое в газете.

– «Девушка, найденная в мусоре, работала стриптизершей», – прочла Инес. – Да уж, могли бы и помягче, каково будет ее близким? Значит, девушку звали Гейнор Рей, и нашли ее в нескольких шагах от места, где она жила со своим парнем.

– Все зависит от того, какие делаешь шаги. Был у нас в Лондоне один чемпион по прыжкам в длину. Прыгал так, что терялся из виду, – сообщил Фредди.

– Здесь большое интервью с ее матерью. Отца, наверное, нет. Ага, они связывают это убийство с Ротвейлером.

– Да, так и есть, – видимо, Зейнаб прочитала статью по дороге. – Ее задушили, а это ведь не просто сделать, правда? Рядом с ней нашли сумочку и пакет, в котором, видимо, были продукты, которые она несла домой. Фу, меня уже тошнит от всего этого.

– Интересно, что он забрал с собой. Какую-нибудь мелочь, как всегда?

– Если это он, конечно. Но, возможно, он. Может, он жил в Ноттингеме и убил немало девушек, только их до сих пор не нашли. Вот в России был мужчина, который убил больше пятидесяти человек. Я где-то об этом читала.

– О, в России случается много страшного, – вставила Людмила и откусила от карамболы,[11]которую Фредди достал из пакета и протянул ей, вероятно, вместо сигареты, которую Инес затушила, как только Людмила положила ее в пепельницу. – Все, что происходит в России, намного страшнее, чем в других местах. Я знаю, я родилась в Омске.

В прошлый раз, когда она упоминала Россию, то называла местом своего рождения Краков. Инес не ждала от Людмилы ничего, кроме фантазий. Она на миг вспомнила Джереми Квика, а потом воспользовалась обычным приемом, которым изгоняла Фредди по утрам из магазина.

– Ну, нам пора работать.

Минут через пять эта парочка покинула магазин. Инес проводила их нетерпеливым взглядом.

– Интересно, сколько еще мелочей она успела прибрать к рукам. Я уверена, что это не Фредди.

– Когда она появляется, мне хочется приковать все к прилавкам цепями. Кстати, тут говорится, что девушка уже год как умерла. На снимке она ничего, привлекательная. А когда они ее откопали, то… не знаю.

– Перестань, – сказала Инес.

Миссис Шариф ни за что не согласилась бы сидеть с детьми, не будь в этой квартире огромного телевизора, более функционального, чем ее собственный, а также большой стопки видеокассет, фирменной курицы от «Маркс и Спенсер» в холодильнике и шоколадных конфет «Годива» на столе. Все это оправдывало дорогу в двести ярдов до дома кавалерственной дамы Ширли Портер и превращало рутину в нечто вроде эпикурейского наслаждения. Иногда она забегала сюда днем просто так, чтобы поболтать с Алджи за чашечкой пенистого капуччино с шоколадом, которым он ее угощал.