По тому, как свободно она обращалась с Федором Николаевичем, у меня стала вызревать догадка, что личный шофер директора находится с ним в несколько более близких отношениях, чем можно было заподозрить изначально. В близких, хоть и нерегулярных.

— Я вот тоже единичный товар, — продолжала словоохотливая Ирма. — Нас, баб-дальнобойщиц, на всю страну пять человек. Нет, уже три. Ирка из Питера залетела, и все, завязывать с баранкой собралась. И правильно, рожать надо. А Маринка, которая с югов, то ли из Краснодара, то ли с самих с Сочей, вроде как в аварию попала и пока что в больничке. Хотя с Маринкой, говорят, дело темное. Там, может, и криминал нарисовался. Опасно у нас на дорогах, даже если вот таким караваном, как мы сейчас, ехать. Так-то вот, Женька-охранница! — повернулась она ко мне, сверкнув белыми зубами и коронкой в углу рта.

— Я имею представление о том, что делается на наших дорогах.

— Ну, ну! Что уж так сразу. Я же не сказала, что ты ни хрена в своей профессии не понимаешь? Не сказала. И не скажу. Да если б мне кто брякнул, что я — дилетант, то я б тому так врезала, что половину слов выговаривать разучился, — продолжала бой-баба. — Ты, Женя, на меня не обижайся. На меня не надо обижаться. Вот Федор скажет. Я, коли что, сразу все напрямик валю. Правду-матку режу. Да, Федор?

Сидевший между мной и Ирмой в кабине головного «КамАЗа» Федор Николаевич, кажется, всецело погрузившийся в свои невеселые думы, вздрогнул:

— А, что?

— Ничего. Ты все о Павлове думаешь? Леня, конечно, хороший был парень, да только уж больно ушлый. Без мыла в задницу… Вот и нажил себе геморрой. Я слышала, что этот, который подозреваемый, — киллер профессиональный. Какой-то татарин или азер, что ли.

— Да, да, — машинально подтвердил Нуньес-Гарсиа.

— А что это ты Чернова ко мне в фуру запихал? — спросила Ирма. — Тигровую вонь нюхать, что ли? Так он ее еще успеет нанюхаться. Ты б его, Федор, в автобус ко всей труппе перевел. Хотя щас, наверно, уже нельзя. Он так провонял, — добавила дальнобойщица, — что его из автобуса выставят тотчас же. Там ваши цирковые бабы, у них носы, верно, деликатные, да и вообще — не до Чернова им…

— Да что ты к нему привязалась! — вспылил Федор Николаевич. — Сидит он в фуре с тиграми и пусть сидит. Ему с животными лучше, чем с людьми, а к запаху их он давно привык. К тому же за зверями глаз да глаз нужен постоянно, хоть они и в клетках! Вдруг кто иного задерет, — замысловато выговорил он. — А то у меня и так с тиграми недостача, с пропажей Пифагора-то. Ох, вряд ли его теперь отыщут.

— Родственничек твой найдет, как же, — поддакнула Ирма, — Голокопытенка-то этот отыщет. Держи карман шире. Над тобой менты, верно, насмехаются, что его на дело бросили.

— Сейчас больно не посмеются, — мрачно ответил Федор Николаевич, — у них к трем трупам в арке трояновского дома еще один труп приплюсовался — Павлова. Так что больно не посмеешься, говорю.

Мы проехали уже половину пути от Тарасова до Пензы. Мы — это вереница грузовиков, везущих цирковой инвентарь, зверей и реквизит. Грузовиков было три, первым шел «КамАЗ» Ирмы, а замыкал колонну автобус с членами выездной труппы, насчитывающей около трех десятков человек.

Погода стояла превосходная. Пригревало и ярко светило осеннее солнце, слепило глаза. По обеим сторонам дороги роняли свое желтое великолепие деревья. Серая, теплых тонов полоса дороги, ярко освещенная солнцем, летела навстречу и скрывалась под колесами. Сквозь приоткрытые форточки волнами вливался прогретый сентябрьский воздух, взвевал волосы, и казалось немыслимым, что, помимо этой красоты и скорости, существует на свете какая-то неведомая угроза. Тем не менее она и превратила директора Федора Нуньес-Гарсию в тревожно дергающегося человека с асимметричными усами, а меня привела в кабину вот этого «КамАЗа», летящего по просторной полдневной трассе, плавно изгибающейся, как излучина реки.

— Отличная погодка, жить хочется, — словно прочитав мои мысли, сказала Ирма. — Я вообще-то осень не люблю — скользко, слякотно, дождь, — но вот сейчас погоды лучше просто не пожелаешь. Не бывает лучше. Благода-ать!

— Это верно, — согласилась я. — Кстати, Ирма, с какой скоростью мы едем? Километров сто в час?

— Девяносто пять. Федор Николаевич, — Ирма выразительно покосилась на директора цирка, — запрещает ехать быстрее, потому что это, видите ли, может потревожить его зверей. Они, дескать, должны ехать комфортно. Если плохая дорога, то и больше шестидесяти не позволяет. Какой-то оживший дорожный знак с ограничением скорости, а не мужик!

— Звери — они ведь тоже живые. А вестибулярный аппарат у тигров совсем другой, не как у нас, у людей. С ними нежно надо, — заявил Нуньес-Гарсиа, который даже порозовел, когда Ирма — по-моему, намеренно — перешла на его излюбленную тему. — Как можно нежнее, и тогда зверь тебе ответит взаимностью.

— Ага, — отозвалась Ирма, — как в анекдоте: «Дрессировщик выпил. Звери хорошо закусили…»

— Бурчи, бурчи, — незлобиво проворчал директор, вертя головой. — Что еще от тебя ожидать-то.

— Ирма, — вмешалась я, — а ведь я не зря спросила о скорости. Как вы думаете, «КамАЗ» достаточно скоростная машина? Так?

— Ну да. Среди грузовиков. «КамАЗы» наши ралли Париж — Дакар постоянно выигрывают. У меня мужик на что уж тюфяк, а автогонки смотрит, — оживилась Ирма. — И еще футбол, если пива выпьет.

— Так, — произнесла я, краем глаза косясь на Федора Николаевича, а потом бросила очередной взгляд в боковое зеркало заднего вида, — значит, «КамАЗ» скоростной. А к вопросу о скорости: джип, ну, скажем, «Тойота-Лендкрузер», быстрее?

— Да ты что, Женька, совсем в автомобилях не сечешь, что ли? — возмутилась Ирма. — Нельзя же так, ты же все-таки типа телохранитель! «Тойота» — она, конечно, куда побыстрее будет.

— То есть если бы ты сейчас, Ирма, сидела за рулем такого джипа, — все так же осторожно продолжала я, не выводя из сферы своего внимания подремывающего и почти успокоившегося Федора Николаевича, — то не стала бы ехать со скоростью девяносто пять километров в час, да еще по такой достаточно приличной по российским меркам дороге, как эта? Ты ехала бы быстрее, правда? Тем более что тигров не везла бы, так что в скоростных ограничениях смысла не было бы…

Ирма, кажется, начала понимать, что мои вопросы и рассуждения вовсе не так уж бессмысленны и наивны, как ей показалось первоначально. Тогда я быстрым жестом указала на боковое зеркало, и Ирма взглянула в свое. Дорога как раз пошла на изгиб, и стало прекрасно видно, как за колонной грузовиков и замыкающим ее автобусом с труппой следует — примерно в ста метрах от автобуса — джип «Тойота-Лендкрузер».

Джип ехал неторопливо, словно водитель его не спеша наслаждался дорогой.

— Ага, — кивнула я, когда Ирма вопросительно подняла брови, — вот именно. И так уже полтора часа, с тридцать второго километра. Я сначала не придала значения, но потом все-таки отследила.