Наконец он встает на костыли и идет к родителям Луки. Мы торопливо расступаемся – все, что угодно, чтобы облегчить ему задачу, – но когда его взгляд падает на мать Луки, он, похоже, вообще перестает нас замечать. Кажется, с ней происходит то же самое, потому что она тоже не сводит с него глаз. Но смотрит она не ему в глаза, а на его искалеченную ногу.

Выражение его лица надрывает сердце, когда он, проковыляв по коридору, останавливается перед ней и склоняет голову.

– Простите меня, – шепчет он. – Простите, мне так жаль, что мы не сумели спасти его.

Сперва мне кажется, что она не ответит ему, но в конце концов она кладет руку на его склоненную голову и шепчет:

– Как и нам.

Ее слова падают тяжело, и в них звучит не только горе, но и обвинение – и я вижу, что это действует на Флинта, на Джексона и на остальных. Видно, что на них обрушивается лавина боли, от которой они даже не пытаются увернуться. Это несправедливо, совсем несправедливо, ведь все они храбро сражались против Сайруса и рисковали жизнью, чтобы не дать ему заполучить Корону.

Да, Лука погиб, да, это ужасно, трагично и бессмысленно. Но Флинт в этом не виноват. И мы тоже в этом не виноваты – мы сражались вместе с ним и делали все, чтобы прикрыть друг друга. А где были родители Луки во время битвы, в которой погиб их сын?

Я бросаю взгляд на Хадсона и вижу, что он думает о том же, о чем и я. И что, скорее всего, он думал об этом с самого начала. Как бы то ни было, он явно настороже и не сводит пристального взгляда с родителей Луки, ожидая подвоха.

Надеюсь, они ничего такого не сделают.

Джексон прочищает горло, и родители Луки неохотно переводят глаза с Флинта на него. Однако он ничего не говорит, только поворачивается и идет вперед, в сторону комнаты для самостоятельных занятий – на первом этаже школы есть только одна такая.

Когда мы наконец доходим до нее, он останавливается перед дверью, словно готовясь к тому, что ждет нас внутри… или к тому, что должно сейчас произойти. Затем толкает дверь и отступает в сторону, чтобы родители Луки могли войти первыми.

На пороге мать Луки вскрикивает, и на секунду мне кажется, что сейчас она осядет на пол, но отец Луки обнимает ее и не дает ей упасть. Затем они оба входят в комнату, где лежит тело их сына, и мы молча следуем за ними.

Я ожидаю, что это будет похоже на те моменты в морге, когда мне пришлось опознавать тела моих родителей. Но оказывается, что здесь нет холода и бездушности, свойственных моргам: пока я была с Хадсоном и с Алистером, члены Ордена успели превратить комнату в подобающее место для прощания с покойным.

Лука лежит на столе посреди комнаты, накрытый простыней, так что видно только его лицо, вокруг него горят сотни черных свечей – должно быть, члены Ордена добыли их в башне ведьм и ведьмаков, – а за свечами стоит множество ваз, полных полевых цветов Аляски.

Теперь вскрикивает отец Луки, подавив рыдание, а его мать просто падает на колени рядом с телом сына.

– Мы дадим вам несколько минут, – говорит Джексон, прервав тяжелое молчание, и мы все киваем, как марионетки.

– Спасибо, – выдавливает из себя мать Луки.

– Да, – вторит ей его отец. – Спасибо, что вы позаботились о нашем сыне.

– Лука был нашим братом, – отвечает Байрон, и в его голосе звучит боль. – Нет ничего, чего мы бы не сделали ради него.

– Мы видим, что это правда. – Отец Луки откашливается. – Он всегда уверял…

Он осекается, когда в зал входит Мэриз, облаченная в парадные одежды. Она все еще немного бледна, но выглядит куда лучше, чем прежде.

– Вивиан, Майлс, мне так жаль, что мы встречаемся при таких обстоятельствах. Здесь, в Кэтмире, мы все любили Луку, и его гибель большое горе для нас.

Родители Луки не смотрят на нее – они не сводят глаз со своего сына, – и она поворачивается к нам. На ее лице написано сострадание, и она шепчет:

– Я приготовила вам укрепляющее зелье. Оно в главном зале отдыха вместе с несколькими бутылками крови. Выпейте его, а позже я приготовлю вам еще. Мы не знаем, что нас ждет, и вам нужно восстановить силы.

Это нам определенно не помешает, поэтому я киваю, а Флинт бормочет:

– Да, Мэриз.

Мы поворачиваемся, чтобы выйти. Но тут отец Луки резко разворачивается и кричит:

– Нет!

Мэриз поднимает руку и тянется к нему.

– В чем дело, Май…

Она не успевает закончить предложение, потому что Вивиан вдруг вскакивает на ноги… и зубами разрывает ее горло.

Мэйси истошно вопит. Мать Луки отпускает истекающую кровью и задыхающуюся Мэриз, у которой осталась только половина горла, и фельдшер оседает на пол, после чего Майлс вонзает в ее сердце кинжал.

– Вам надо уходить! – говорит Майлс, меж тем как Вивиан берет безжизненную руку своего сына. – Мэриз сообщила Сайрусу, что вы вернулись в Кэтмир, и он скоро явится сюда. Мы должны были отвлечь ваше внимание.

Проходит секунда, прежде чем до нас доходит смысл его слов. Сама я слишком поражена видом бездыханного тела Мэриз и тем, что произошло, чтобы его предостережение уложилось в моей голове. Ведь Мэриз столько раз выручала меня, пока я училась в Кэтмире. Она спасла мне жизнь, когда меня чуть не убили осколки разбившегося окна. Она помогла мне смириться с мыслью о том, что я горгулья, она лечила меня после моей схватки с Лией.

Как она могла быть заодно с Сайрусом? Это кажется невероятным. Похоже, сомнения одолевают не только меня, потому что Иден резко спрашивает:

– И вы думаете, что мы так просто поверим вам? Вы же убили ее!

– Мне плевать, поверишь ты мне или нет, – огрызается Вивиан. – Но мне очевидно, что вы сделали для моего сына все, что могли. И это правильно помочь тем, кого он называл своими друзьями, он сам поступил бы так, если бы мог.

– Убив Мэриз? – спрашивает Мэйси, и я вижу, что на ее щеках блестят слезы.

– Да, и предупредив вас, чтобы вы уходили отсюда, пока не поздно, – отвечает Майлс.

– Мэриз отнюдь не была вашим другом, – рявкает Вивиан. – Неужели вас не удивило то, что она оказалась единственной, кого они оставили здесь живой? Потому что она всегда