С Фредериком все оказалось в порядке. Более чем в порядке, ибо, когда я подошел к воротам, он как раз подбирался к ним на цыпочках, зажав в пухлом кулаке монтировку из моей машины. Когда я появился, он подпрыгнул, как заяц, но монтировку не бросил.

— Ах, дорогой сэр! — сказал он и привалился к стене. — Мне очень-очень жаль… это было такой трусостью с моей стороны… я видел, как вы побежали за помощью… а у меня не хватило…

— Да? — ухмыльнулся я, и, похоже, это совсем лишило Фредерика отваги. Вид у меня, должно быть, был отвратительный — я все переживал, как постыдно себя повел. Храбрость поздно пришла к нам обоим, но к нему она пришла все-таки без подсказки. — Я оставил ключи, Фредерик, и я знал, что вы умеете водить машину.

Он вытер лицо огромным шелковым носовым платком:

— Что вы, сэр! Поверите ли, но мне такое даже в голову не пришло.

— Хорошо. Положите эту штуку на место и идите за мной. Джип хочет вас кое с кем свести…

Лицо старика едва ли способно было потемнеть от гнева, но вид у него был именно такой: его гладкий лоб нахмурился, а усы задрожали от избытка чувств. Его сосед также не мог побледнеть в прямом смысле слова; однако лицо толстяка, которого Джип вытащил из укрытия, приобрело какой-то странный серый оттенок, а сам он сотрясался, как желе. Что было неудивительно, учитывая разбросанные повсюду останки его нанимателей и палаш Джипа, лениво покоившийся на его плече.

— Это совершенно чудовищно, сэр! — пропыхтел Фредерик. — Нет, это нечто из ряда вон выходящее! Я требую объяснений, Каффи! Выставить меня простофилей, вовлечь мою солидную фирму в участие в каком-то низком обмане… каком-то заурядном мошенничестве…

— Сдается мне, что это весьма незаурядное мошенничество! — жизнерадостно прервала его Молл. — Я думала, что собаку съела на всяких аферах и надувательствах, но про такое даже и не слыхивала!

— Объясните все, Каффи! — упорствовал Фредерик. — Иначе мне придется принимать меры! И суровые меры! Что вы скажете Невидимым, жалкий человек? Подумайте! Невозможно спорить с Огуном!

— По-моему, есть идея и получше, — вмешался Джип. — У наших покойных друзей не хватило времени что-то отсюда достать, так ведь? Так что если здесь что-то было, то, держу пари, оно никуда и не делось. И если мы хорошенько посмотрим — доберемся до корня всего этого дела, да простят мне плохой каламбур! — Молл застонала. — А мистер Каффи как раз и проделает эту работу!

Джип пристально наблюдал за лицом владельца мебельного магазина, и я был удивлен реакцией этого человека. Он посерел еще больше и даже нашел в себе силы, чтобы возражать, но Джип легонько ткнул его острием палаша, и тот вскочил на ноги, продолжая протестовать. Мне все это не очень понравилось. Ибо это значило, что тут кроется что-то такое, чего он боялся больше, чем Джипа. А это было абсурдно, ибо Джип мог запросто взять да и перерезать ему глотку.

Джип не стал раздражать его больше, чем было необходимо. Мы провели Каффи — он все еще протестовал — в дальний конец склада, туда, где у стены в три слоя лежала большая груда бесформенных тюков. Их запах описать невозможно — он не был неприятным, просто его действительно невозможно было описать, за исключением того, что одним из его компонентов был аромат сухой земли, а остальные наводили на мысль скорее о лекарствах, чем о пище, и о смолах, а не специях. Подобно ментолу, он, казалось, притуплял одни чувства и обострял другие; и он был очень въедливым. Когда фонарь выхватил груз из темноты, я увидел, что это огромные квадратные тюки из грубой соломенной сетки, через широкие ячейки которой выглядывали какие-то уродливые грязно-розовые клубни, изъеденные и узловатые.

Фредерик сделал знак Каффи.

— Вскрывайте тюки! — приказал он своему соседу. — Каждый, один за другим!

Каффи попятился, дико оглядываясь на нас, по его лицу струился пот. Теперь я увидел, что он ничуть не стар, а под грязной тенниской вздуваются мышцы атлета-тяжеловеса — несомненно, из-за того, что ему приходилось таскать мебель. Однако отвислый живот добавлял ему добрый десяток лет, а страх избороздил морщинами его лицо. Он одними губами произнес в наш адрес очередную порцию брани и заметно покачнулся, прежде чем взять первый тюк из верхнего ряда. Он запустил пальцы в грубую сетку и без всяких усилии разорвал ее, затем резко отскочил. Корни разлетелись во все стороны и опустились у наших ног, нас окутал крепкий запах; однако больше там ничего не оказалось.

— Осторожно, черт бы тебя побрал! — рявкнул Джип. — Нечего портить Фредерику товар!

Тряся головой и отчаянно ругаясь, Каффи вскрыл следующий тюк более аккуратно, но снова отскочил, и содержимое опять рассыпалось по полу. И несмотря на ругань Джипа и пыхтение Фредерика, он проделал то же самое со следующим тюком и еще с семью после него. Куча корней росла. Я тяжело оперся о трезубую острогу, у меня голова кружилась от происходящего, а тяжелые ароматы, казалось, только усугубляли это. Но, за исключением какой-то заплесневелой мелочи, Каффи не извлек из тюков ничего из ряда вон выходящего. Мы следили за ним. Он был сильно напуган, это точно; так напуган, что, дойдя до нижнего ряда, снова заартачился, но Джип просто легонько пощекотал его кончиком палаша по почкам. Каффи взвизгнул, подскочил, быстро разорвал первый тюк прямо спереди по шву, затем, когда его содержимое стало высыпаться, отпрыгнул назад, да так быстро, что поскользнулся на корнях и с грохотом плюхнулся на пол.

Поднявшись с пола, в каком-то идиотическом недоумении Каффи вперился в нечто оставшееся в свисающей сетке. Затем он истерически захихикал, и у меня возникло желание к нему присоединиться. А потом он с любопытством протянул палец и ткнул сетку.

И тут что-то напало на него из сетки. За всю свою жизнь я не видел ничего подобного.

Это была рука, огромная рука; правда, в описании она выглядит слишком человеческой. Прозрачная, плохо оформленная, жидкая, она туманно сияла изнутри, как будто отбрасывая отблески далеких молний. Она ухватилась за исследовавший ее палец и крепко сжала его. Раздался треск, пронзительный вопль, облачко дыма — и вокруг руки Каффи появилось сияние, такое яркое и сильное, что я видел, как сквозь плоть, словно сквозь дымчатое стекло, засияли кости. Свет сиял между корнями, словно там пылала печь, а потом, не успели мы моргнуть глазом, остатки содержимого из тюка выплеснулись наружу. Ослепительная корона окутала злополучного Каффи, как морская анемона, заглатывающая рыбу.

— Дупия! — завизжал Фредерик голосом, от которого задрожал воздух. И, прижав обе руки к лысой голове, вихрем помчался прочь, все еще пронзительно крича.

— Дупия! — эхом отозвалась Молл. Джип со стуком уронил фонарь. Одновременно, прежде чем я успел пошевельнуться, они подхватили меня под руки и ринулись вслед за Фредериком, буквально таща меня и оглядываясь. Из тьмы раздался гулкий удар — Фредерик добрался до ворот. Беспомощно глядя назад, в то время как мои ноги скользили по доскам, я увидел, как сверкающий свет поднялся и пустился за нами в погоню, меняясь по мере движения. Это было зрелище, без которого я бы прекрасно обошелся. Казалось, в этом омерзительном ореоле кружащегося дыма и света я увидел всевозможные вещи — зловещие, жуткие, от которых у меня зуб на зуб не попадал. Меня трясло от ощущения откровенного воплощения зла, во что я никогда бы не поверил; всепоглощающая ненависть прямо струилась из него. Казалось, на расстоянии одного прыжка от него мы свернули за угол и добрались наконец-то до ворот.