Но тут Клэр потихоньку открыла дверь и потянула меня в свою каюту.

А почему бы и нет? Если она скоро забудет… если я тоже сумею забыть, кому из нас станет от этого хуже? Мы заслужили этот праздник, а мне был преподан первый настоящий урок жизни. И любви; хватит времени и для этого. Достаточно времени — до восхода.

Выписка из «Книги наказаний» лондонской консистории

от 27 января 1612 года

Officium Domine contra Mariam Frithe[32]

В сказанный день и указанное место оная Мэри явилась самолично и прямо здесь добровольно призналась, что давно уже и часто посещала все или многие недозволенные и порочные места в нашем Городе, а именно: в мужском обличье дерзала появляться в Тавернах, Табачных лавках и театрах, дабы лицезреть пьесы и действа, и сама лицедействовала тому уже в продолжение трех четвертей года в мужском облачении, сапогах, с мечом на поясе… И так же сидела она на сцене, выставляя себя на публичное обозрение всех лиц, там присутствовавших, и играла там на лютне и распевала песни…

И также имела она обыкновение якшаться с важно расхаживающими распутниками, то бишь грабителями, срезающими кошели, и безбожными пьяницами, и прочими лицами, имеющими дурную репутацию и самого вызывающего поведения, с коими она, к вящему стыду особы своего пола, часто (по ее собственным словам), тяжко пила и одурманивала голову хмельными напитками.

И далее призналась она, что в ночь Рождества Христова привели ее в церковь Святого Павла с юбкой, подоткнутой под пояс на манер мужского одеяния, и в мужском плаще-накидке, к вящему возмущению достойных особ, кто явился тому свидетелем, и к позору всего женского рода…

И далее, когда велено ей было поведать, не обесчестила ли она свое тело и не завлекала ли других женщин к распутникам своими посулами и тем, что держала себя как блудница, она все совершенно отрицала и отвергала все подобные обвинения…

(Малхолланд П. Х.. Ревью оф инглиш стадиз, новая серия XXVIII. 1977. С. 31.)

Мэри Фрайт, известная как Бешеная Молл, была оставлена под стражей для дальнейшего расследования, однако, похоже, не понесла никакой серьезной кары — во всяком случае, не приговаривалась к наказанию плетьми, обычно применявшемуся к «потаскухам». В последний раз о ней слышали спустя почти пятьдесят лет — по тем временам она достигла весьма преклонного возраста, но, судя по всему, по-прежнему оставалась в расцвете сил.