У ваших ног в покое

О предстоящем счастье

Мысли соберу…

Максим легонько привлек ее к себе.

– Не надо, – тихо сказала Аня, чувствуя, как сердце ее проваливается куда-то вниз. – Прошу вас!

Он не послушал. Притянул Аню к себе. Коснулся губами ее губ.

– Что, если ты моя судьба? – прошептал Максим ей на ухо, и Аня поежилась от его теплого дыхания. – Мы поженимся. Ты родишь мне трех прекрасных детишек. Двух мальчиков и девочку. Такую же красивую и милую, как ты. И мы будем любить наших детей. И друг друга. Больше всего на свете. А потом вместе состаримся и все равно будем друг друга любить. И будем сидеть у камина, старенькие, закутавшись в теплые шали. Мы будем держать друг друга за руки и смотреть на огонь…

– Не говорите так, – попросила Аня, чувствуя, что у нее все сильнее кружится голова, и едва находя в себе силы для слов.

– Навсегда, – прошептал Максим. Его губы скользнули по ее щеке, едва ощутимо коснулись шеи. – …Навеки. Вместе.

Аня почувствовала, как его пальцы расстегивают ее кофточку. Она хотела запротестовать, но он поцеловал ее, и руки ее стали ватными, слабыми. Он прижал ее к себе и принялся покрывать нежными поцелуями губы, шею, мочки ушей. А потом она ощутила его теплую руку у себя на животе, и рука эта не остановилась, скользнула еще ниже, под резинку трусиков. И снова его поцелуи зажгли ей губы, заставили сердце учащенно забиться, а кожу – запылать. И, не в силах больше противиться неизбежному, Аня закрыла глаза.

…Когда он раздвинул ей ноги, она вздрогнула под ним и хрипло прошептала:

– Я люблю тебя.

– Я тоже, – сказал он, уткнувшись жарким ртом в ее голую шею. – Я тоже тебя люблю. Навсегда… Навеки…

Аня почувствовала, как он вжимается в нее, словно хочет слиться с ней в одно целое.

ВОЗЬМИ ЭТУ ШЛЮШКУ! ТРАХНИ ЕЕ! ЗАСТАВЬ ЕЕ ЗАВЕРЕЩАТЬ!

Когда он вошел в нее, она судорожно изогнулась и укусила его за плечо, чтобы подавить крик.

18

Игнат Борисович Соболев и его лысый помощник Еременко стояли у машины. Дул ветер, и лысый помощник, выслушивая последние наставления своего босса, слегка поеживался, хотя был одет в теплое драповое пальто. На широченные плечи Игната Борисовича был накинут легкий плащ, но, казалось, он совершенно не замечал холода.

– Документы все взял?

– Да, Игнат Борисович, все.

– Держи меня в курсе. И понаглее там, не жуй сопли. Помни: я обо всем договорился.

– Хорошо, Игнат Борисович.

– Если будут проблемы – сразу звони. Я на связи днем и ночью.

– Хорошо, Игнат Борисович.

Лысый помощник поправил пальцем золотые очки и нерешительно посмотрел на своего босса.

– Ты чего мнешься? – спросил тот. – Хочешь что-то сказать?

– Да. Игнат Борисович, тут такое дело… Вы просили меня следить за тем, чтобы Егор не наделал глупостей…

– И ты плохо справляешься со своим заданием.

– Да. Но сейчас…

– Ты, наконец, скажешь или будешь и дальше заикаться? – сдвинул брови Соболев-старший.

– В общем, ваш сын Егор влюблен в одну девушку. И, кажется, он собрался на ней жениться.

– Жениться? Егор?

Еременко кивнул лысой головой:

– Да. Он собирается сделать предложение Ане Родимовой. Может, уже сделал, я точно не знаю.

– Гм… – Соболев-старший потер толстыми пальцами квадратный подбородок. – Он собирается жениться на Ане? Это внучка нашей травницы?

Еременко кивнул:

– Угу. Я только сегодня узнал. И сразу вам…

– Да-да-да, – задумчиво проговорил Игнат Борисович. Потом хмыкнул – спокойно и беззлобно: – А что… Аня Родимова девочка красивая. И вроде с головой. Слушай, может, рядом с ней он и правда образумится?

Еременко улыбнулся:

– Может быть. Я слышал, он влюблен в нее до безумия.

Игнат Борисович усмехнулся и крякнул.

– Так это отлично! В моем возрасте давно пора нянчить внуков. Верно?

– Верно. Внуки – это здорово, – поддакнул Еременко.

– Ну, значит, так тому и быть. Свадьбу закатим на весь мир… – Внезапно Соболев снова озаботился: – Да, и надо подумать насчет подарка молодоженам.

– Э-э… Машину? – предложил помощник.

Соболев-старший махнул рукой:

– Машину – это само собой. Нужно что-нибудь посерьезнее.

Еременко достал из кармана блокнот и ручку. И, глядя на босса, вопросительно поднял брови:

– Дом?

– Да, – кивнул Соболев. – Подыщи что-нибудь приличное. И в хорошем месте.

– Сделаю, Игнат Борисыч, – Еременко сделал запись в тетради. На пару секунд задумался, потом сказал: – У меня есть один на примете. Место шикарное, рядом с озером. Добротный, двухэтажный. Четыре спальни, гараж, бассейн, сауна, все дела. Участок соток пятьдесят. Фруктовый сад.

– Отлично, – Игнат Борисович улыбнулся. Похоже, хорошее настроение вернулось к нему. – Возьми это дело под особый контроль.

– Сделаю, – кивнул помощник.

– Ну, давай.

Еременко кивнул и забрался в машину.

Когда машина отъехала, Игнат Борисович проводил ее взглядом, потом посмотрел на кроны деревьев, раскачивающиеся от ветра, и только сейчас ощутил, как сильно похолодало.

Он передернул широкими плечами и скользнул взглядом по афишному столбу, на котором болтался обрывок старого рекламного плаката.

ДРУЖБА ДРУЖБОЙ, А ТАБАЧОК ВРОЗЬ.

МАГАЗИН «ТАБАК». Ул. Клары Цеткин, дом 8.

– Да уж, – невесело проговорил Соболев. – Табачок врозь.

Однако душу Игната Борисовича все еще грызли сомнения. Правильно ли он поступает, развязывая войну против Лиса? В прошлом их связывало много общего. Вместе начинали взрослую жизнь, вместе заработали первые крупные бабки, вместе вставали под пули и пускали кровь конкурентам.

Был момент, когда Соболев считал Лиса своим лучшим другом. Интересно, думал ли так же сам Лис? Нет, конечно. Этот ублюдок способен думать только о себе самом. Все остальные для него мусор. Раньше его закидоны хоть как-то можно было вынести, но теперь он окончательно оборзел. Считает себя удельным князьком, не хочет жить по правилам. А на каком основании? Это что же, теперь любой урод, нанявший десяток головорезов, может считать себя пупом земли? Все время кивает на «понятия», но сам давно забыл, что это такое.

Соболев снова взглянул на обрывок плаката, болтающийся на столбе.

Да, «табачок врозь». Таковы правила. И нужно их соблюдать, потому что если нет правил, то остаются одни эмоции, а эмоции – вещь взрывоопасная. Там, где правят эмоции, из глубин выходят злоба, смерть и мрак. А Игнат Борисович давно устал от мрака.