– Вот у нас есть некоторые господа коммунисты, которые решают вопросы так: раз ты коммунист, куда бы тебя ни посылали, что бы с тобой ни делали, кричи “ура” и голосуй за Советскую власть. Конечно, каждый коммунист выполнит любое решение партии и пойдет туда, куда его посылают. Но и партия должна поступать разумно. Вряд ли тот или иной коммунист будет кричать “ура” если вы бросите его на прорыв и за это сократите ему жалованье в два раза, хотя вам он об этом, возможно, ничего и не скажет. Откуда вы взяли, что мы имеем право так поступать с людьми? Видимо, если мы действительно хотим поправить дело, целесообразно все блага, которые он получает здесь, оставить его семье, а его послать на завод, и пусть там работает на жалованье директора завода. Поставит завод на ноги – вернется обратно. Думается, при таком решении и дело двинется, и энергии у человека будет больше»[116].

И человека отправили на Урал, дав ему там зарплату директора завода, а его семье оставив еще и его зарплату замнаркома. Вам понятно, почему сталинские «экономические чудеса» происходили так регулярно и так быстро? Потому что он ставил человека на первое место. При Сталине у академиков была прислуга, а ученый получал больше, чем кто бы то ни было. Это потом, при «развитом социализме», все перекосилось и исказилось. И самыми высокооплачиваемыми профессиями стали шофер и рабочий, а самыми хлебными – директор магазина и официант. Звучало это все красиво – «государство рабочих и крестьян», но полностью отбивало смысл учиться и стремиться вперед.

А вот история, которую в своих мемуарах рассказал маршал Катуков. Его 1-я танковая армия после Курской дуги отправлена в резерв. Казалось бы, отдых – это хорошо. Кто бы спорил, но вот только тыловики фронта «вдруг» перестали армию снабжать. Перестали поступать горючее и смазочные материалы, а потом и продовольствие. На недоуменные вопросы командира танковой армии от работников фронтового тыла не поступало никакого ответа. Вероятно, тыловики решили, что раз армия в резерве, то как-нибудь продержится на местных ресурсах. А в реальности танкисты оказались в сложном положении. Это же не махновская банда и не оккупационный гарнизон – не могут советские танкисты грабить советскую деревню. Конечно, на ближайшую станцию поступают кое-какие продукты, но у катуковцев банально нет бензина, чтобы заправить грузовики и перебросить эти продукты к себе в части. Что делать – пришлось снаряжать пешие экспедиции. А до станции пятнадцать километров. По размытой дождями скользкой дороге бойцы тащат на плечах мешки с хлебом, мясом, крупой. Это отдых? Нет – это форменное издевательство. Потерпев две недели, танкисты собрали военный совет армии, посоветовались и отправили Верховному главнокомандующему телеграмму. Что из этого получилось, Катуков прекрасно описал.

«Позднее Яков Николаевич Федоренко рассказывал мне, что, получив нашу телеграмму, Сталин вызвал его к себе. Верховный был в ярости:

– Как это называется? Наплевательство! Выжали из армии все, что смогли, и выбросили ее как негодную тряпку! А армии еще воевать и воевать… Немедленно поправить дело и доложить мне!

Не прошло и четырех часов после отправки телеграммы, а армейский телеграф уже выстукивал: “Вам занаряжены эшелоны с горючим…”»[117]

Помнил Сталин и не только о тех, кто мог сражаться с врагом, но и о погибших. Генерал И. Н. Рыжков, работавший в годы войны в Генштабе, рассказал Вячеславу Молотову (а тот поделился с писателем Феликсом Чуевым), как сочинялся приказ о первом салюте по поводу освобождения Орла и Белгорода. В приказе забыли сказать о павших. Напомнил об этом именно Сталин. Добавили: «Вечная память героям, павшим в боях». Сталин прочитал и сказал: «Знаете, не память, а слава. Память звучит по-церковному. Вечная слава героям, павшим в боях за честь и независимость нашей родины!»[118]Так в приказе и написали, а потом эту фразу стали писать на обелисках и повторять в кинофильмах.

Сталин был заботливым руководителем, он относился к людям по-человечески[119].

Строгий спрос по работе и одновременно забота о человеке были у него неразрывны, они сочетались в нем так естественно, как две части одного целого, и очень ценились всеми близко соприкасавшимися с ним людьми. После таких разговоров как-то забывались тяготы и невзгоды. Вы чувствовали, что с вами говорит не только вершитель судеб, но и просто человек…[120]

Воспоминания маршала Конева – яркий тому пример. Сразу после войны Сталин вызвал нескольких военных. За разговором спросил Конева об отпуске.

– Как ваше здоровье?

– Здоровье так себе, товарищ Сталин.

– В отпуск идете?

– Да, иду.

– На сколько?

– На полтора месяца.

– Это что, Булганин вам полтора месяца дает?[121]

– Да, больше не положено, товарищ Сталин.

– Как так не положено?

Обращается к Булганину:

– Дайте ему три месяца. И ему три месяца, и ему три месяца, и ему три месяца. Надо понимать, что люди вынесли на своих плечах. Какая была тяжесть, как устали. Надо понимать, как устали люди.

Что такое полтора месяца? Надо три месяца, чтобы почувствовали, привели себя в порядок, отдохнули, полечились. Как так не понимать? Не понимает этого Булганин, не понимает. Не понимаю, как может не понимать. Нет, не понимает. Что он понимает? Ничего он не понимает[122].

А вот что мне прислал один из читателей. Это его семейная история, которая до этого нигде не публиковалась. Она наглядно показывает сталинское отношение к людям.