Эмма так и написала на полях грифельной доски девочки, когда дверь распахнулась. Бросив беглый взгляд на карманные часы у нее на поясе, Эмма сказала, не поднимая головы:

— Ты опоздал, Фергюс. Если тебе так уж необходимо забегать домой после занятий, чтобы покормить свою кошку, мог бы по крайней мере поторопиться. У меня, знаешь ли, тоже есть животные, которых нужно кормить.

— Примите мои извинения, миссис Честертон, — произнес куда более низкий голос, чем она ожидала услышать. — Я постараюсь исправиться.

Вздрогнув, Эмма резко подняла голову, чуть не опрокинув стопку грифельных досок.

— О! — воскликнула она. — Лорд Маккрей. Это вы! — Маккрей улыбнулся и двинулся по проходу между двумя рядами скамей, на которых во время занятий сидели дети. Эмма поспешно встала, придерживая рукой заколебавшуюся стопку грифельных досок.

— Не хотел вас пугать, Эмма, — сказал барон, подойдя ближе. Его длинный черный плащ был таким широким, что задевал края скамей. — Я заехал, чтобы узнать, слышали ли вы последние новости?

Эмма попятилась назад, насколько это было возможно, и теперь стояла так близко от печи, что могла чувствовать исходивший от нее жар, который, проникая сквозь шерстяную юбку и множество нижних юбок, обжигал ее бедра.

— Новости, милорд? — слабым голосом переспросила она, от души надеясь, что он не имеет в виду утренний визит графа Денема. В чем-чем, а в дополнительных сложностях в и без того непростых отношениях с лордом Маккреем, который, похоже, твердо на строился на ней жениться, скажи она только слово, Эмма совершенно не нуждалась.

— Угу. — Барон был облачен в костюм для верховой езды, абсолютно черный, в масть с его лошадью, которая, как предположила Эмма, была привязана снаружи. Покинутый своей невестой, Кларой Маклеллан, лорд Маккрей принял это слишком близко к сердцу и с тех пор одевался в драматическом, почти театральном стиле, соответствовавшем его роли отвергнутого любовника.

Поставив обутую в сапог ногу на скамью, лорд Маккрей наклонился вперед, упершись локтем в колено. Эмме пришлось ухватиться за стопку грифельных досок обеими руками, чтобы та не рассыпалась.

— Приехал главный судья Риордан, полагаю, на зимнюю сессию, — сообщил барон доверительным тоном. — Я случайно столкнулся с ним в кузнице по пути в город. Вы ведь понимаете, что это значит, не так ли, Эмма?

Вздохнув, Эмма начала разбирать стопку грифельных досок, уверенная, что лорд Маккрей так или иначе все равно опрокинет ее.

— Нет, — сказала она, стараясь не смотреть ему в лицо. Попытка барона, одеваясь во все черное и пребывая в меланхолии, изобразить из себя трагическую личность, как-то не вязалась с шапкой ярко-рыжих волос, почти таких же кудрявых, как у Эммы. Этот недостаток усугублялся еще и тем, что вместо лица, приличествующего романтическому герою — с орлиным носом и резкими складками в уголках выразительного рта, — у него была по-детски пухлая физиономия, сплошь усыпанная веснушками.

И хотя ярко-голубые глаза барона были достаточно приметными, их взгляд, к его величайшему сожалению, не только не вселял трепет, но скорее наводил на мысли о безоблачном летнем небе.

— А-а, — сказала Эмма Она разложила грифельные доски на три стопки, сложив в одну стопку проверенные доски, а в две другие, поменьше, те, что еще оставалось проверить. — Нет, милорд, боюсь, что не понимаю.

Лорд Маккрей нетерпеливо махнул рукой в перчатке.

— Да будет вам, Эмма1 Ясно, что это самый подходящий момент для оглашения.

Эмма с надеждой посмотрела на дверь, которая, к сожалению, была плотно закрыта Все дети ушли домой, и никто из них не собирался возвращаться, кроме Фергюса, с которым Эмма три раза в неделю занималась дополнительно, поскольку чтение тяжело давалось ему из-за плохого зрения

— Оглашение? — переспросила она с нарочитой непонятливостью. Может, ей удастся затянуть разговор до прихода Фергюса. Не станет же лорд Маккрей развивать эту тему в присутствии мальчика!

— Эмма, — сказал барон, недовольно хмыкнув. К счастью, его локоть все еще упирался в колено, руки в перчатках пребывали в расслабленном состоянии, а не выглядели так, словно он готов протянуть их и схватить ее, благо расстояние между ними составляло не более фута. — Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду. Думаю, нам следует сообщить главному судье о наших брачных планах, чтобы он мог приступить к оформлению вашего наследства.

Эмма покачала головой.

— Это ваши планы, лорд Маккрей, — возразила она, — а не мои. Вам отлично известно, что я не собираюсь снова замуж.

— Не будьте смешной, Эмма, — сказал Маккрей. — Разумеется, вы снова выйдете замуж. Что еще вам остается делать? Преподавать в этой жалкой школе, пока не состаритесь?

— Да, если пожелаю, — последовал спокойный ответ.

Барон надулся как ребенок. Эмма относилась к нему с большим сочувствием, чем к другим претендентам на ее руку, за исключением, пожалуй, Клетуса. Таинственное исчезновение юной невесты лорда Маккрея породило немало сплетен. Сбежала ли она с его камердинером, как утверждал барон? Или он, наткнувшись на парочку влюбленных, прикончил обоих и сбросил их тела, как гласила молва, в колодец замка?

Хотя Эмма не испытывала особой симпатии к барону, она единственная на острове не считала его убийцей Собственно, если бы он вел себя деликатнее, она могла бы даже посочувствовать тому, что ему приходится жить в ветхом замке, населенном, если верить слухам, злыми духами и привидениями, в обществе своей ужасной сестры.

Но это еще не значит, что она готова выйти за него Даже если бы она не знала, что единственной причиной, побуждавшей барона искать ее руки, были десять тысяч фунтов О’Мэлли, необходимые для ремонта его родового гнезда, которое медленно, но неуклонно разрушалось, Эмма не смогла бы выйти замуж за человека, от которого так сильно пахло — как ни прискорбно это сказать — лошадьми.

Барон резко выпрямился, убрав ногу со скамьи, и нетерпеливо провел пятерней по своим буйным рыжим кудрям.

— К чему эти дьявольские увертки? — осведомился он. — Суть в том, что мы с вами идеально подходим друг другу, Эмма, и я не понимаю, зачем ждать следующей сессии суда, когда можно завтра же получить все бумаги. — Он протянул руку и сомкнул пальцы вокруг ее локтя, хотя и не причинив боли, но и не слишком нежно. — Пойдемте.

Уловив в голосе барона повелительные нотки, Эмма поняла, что на сей раз он настроен решительно. Тем не менее она попыталась превратить все в шутку, хотя, по правде сказать, не видела ничего забавного в сложившейся ситуации. Судья Риордан, возможно, думал, что оказывает ей услугу, добавив в завещание свое абсурдное условие, но деньги О’Мэлли превратились для Эммы в настоящее проклятие.

— Право, милорд, — сказала она, смеясь, когда Маккрей потянул ее за собой, — вы так нетерпеливы, что у меня просто захватывает дух.

Но барон, несмотря на ее попытки освободиться, не ослабил хватки. Посмотрев ему в лицо и увидев решительный блеск в его глазах, Эмма ощутила легкий испуг. Что, разумеется, было смешно, поскольку от нее требуется только сказать «нет», когда они предстанут перед судьей.