Потом несколько раз позвонили в дверь, и пришла сразу куча девчонок с дурацкими подарками. У всех были платья, на которых полно складочек, а некоторые ещё и принесли с собой своих кукол. Если бы я знал, тоже захватил бы свой футбольный мяч.

Потом мадам Куртеплак сказала:

– Ну что ж, мне кажется, все в сборе. Мы можем садиться за стол, полдник готов.

Я увидел, что я там единственный мальчик, и мне очень захотелось вернуться домой, но я не осмелился. Когда мы вошли в столовую, лицо у меня горело. Мадам Куртеплак посадила меня между Леонтиной и Бертий, которые, как мне сказала Мари-Эдвиж, тоже были её самыми лучшими подругами.

Мадам Куртеплак надела нам на головы бумажные шляпы. На мне была остроконечная клоунская, которая держалась на резинке. Все девчонки смеялись, глядя на меня, и лицо у меня стало гореть ещё сильнее, а галстук ужасно жал шею.

Полдник был неплохой: маленькие пирожные, шоколад, а потом принесли пирог со свечами, Мари-Эдвиж подула на них, и все зааплодировали. Странно, но мне не очень хотелось есть. А ведь, не считая завтрака, обеда и ужина, я больше всего люблю полдник. Почти так же, как бутерброды, которые ем в школе на перемене.

Девчонки ели с аппетитом, всё время болтали, смеялись и понарошку угощали пирогом своих кукол.

Потом мадам Куртеплак предложила нам перейти в гостиную, и там я опять устроился в кресле в углу.

Мари-Эдвиж встала посреди гостиной, заложила руки за спину и продекламировала что-то там про маленьких птичек. Когда она закончила, мы все поаплодировали, а мадам Куртеплак спросила, хочет ли ещё кто-нибудь что-нибудь такое сделать – рассказать, станцевать или спеть.

– Может быть, ты, Николя? – обратилась она ко мне. – Такой милый мальчик наверняка знает какое-нибудь стихотворение.

У меня в горле стоял огромный ком, я только покачал головой, а они все расхохотались, потому что, кажется, в этой остроконечной шляпе вид у меня был совсем дурацкий.

Потом Бертий дала подержать свою куклу Леокади, села за пианино и стала на нём играть, высунув язык, но не доиграла, потому что забыла конец, и расплакалась. Мадам Куртеплак встала, сказала, что это было замечательно, поцеловала Бертий и попросила нас ей похлопать, и все девчонки опять зааплодировали.

Потом Мари-Эдвиж разложила все свои подарки посреди комнаты, девчонки стали над всем этим пищать и хохотать, а во всей куче, между прочим, не было ни одной стоящей игрушки: моя кухня, ещё одна кухня, но побольше, швейная машинка, кукольные платья, игрушечный шкаф и утюг.

– Почему ты не идёшь играть со своими маленькими подружками? – спросила меня мадам Куртеплак.

Я посмотрел на неё, но ничего не сказал. Тогда мадам Куртеплак хлопнула в ладоши и закричала:

– Я знаю, что мы сейчас будем делать! Водить хоровод! Я буду играть на пианино, а вы – танцевать!

Я не хотел идти, но мадам Куртеплак потянула меня, и мне пришлось дать одну руку Блондин, а другую Эдакси. Мы встали в круг, и, пока мадам Куртеплак играла на пианино свою песню, все водили хоровод. Я подумал, что, если бы наши ребята меня сейчас увидели, мне пришлось бы перейти в другую школу.

Потом в дверь позвонили: это моя мама пришла за мной. Я был ужасно рад её видеть.

– Николя просто лапочка, – сказала моей маме мадам Куртеплак. – Никогда не видела такого послушного мальчика. Может быть, он немного застенчив, но из всех наших гостей, несомненно, самый воспитанный!

У мамы был чуть-чуть удивлённый вид, но она осталась довольна. Дома я молча сел в кресло. Когда вернулся папа, он посмотрел на меня и спросил у мамы, что со мной случилось.

– Случилось то, что я им очень горжусь, – с улыбкой ответила мама. – Он ходил на день рождения к нашей маленькой соседке, был там среди гостей единственным мальчиком, и мадам Куртеплак мне сказала, что из всех приглашённых именно он самый воспитанный!

Папа потёр себе подбородок, снял с меня остроконечную шляпу, погладил по голове, стёр с моих волос весь бриллиантин своим носовым платком и спросил, хорошо ли я повеселился. Тут я и расплакался.

Но папа ужасно смеялся и в тот же вечер повёл меня в кино на фильм про ковбоев: они там без конца друг друга дубасили и здорово стреляли из револьверов.