Первый выстрел он промазал, возможно, потому, что ему помешал дебафф сглаза, но вторая, похоже, попала в цель, судя по отчаянному хрюканью. Третью же стрелу лучник выпустить не успел, потому что ему в глаз прилетел Сулейман ибн Дауд.

А что еще делать было — зелья у меня кончились, камней под рукой не оказалось…

Лягушонок еще в полете успел плюнуть лучнику в глаз, а по прилету тут же вцепился ему в нос, так что какое-то время лучник был занят тем, что орал и бил себя по лицу. Судя по мигнувшей и погасшей иконке фамильяра, один из ударов оказался удачным, с ревом лучник обратил ко мне лицо, превратившееся в кошмарный блин с выпучившимся шаром глаза, — и я кинулся бежать от него по полю, надеясь, что в таком виде он как следует прицелиться не сможет.

Как выяснилось, если вовремя петлять, то догнать меня под свинским баффом даже на лошади не так-то просто, я успевал развернуться на сто шестьдесят градусов за пару шагов до того, как по мне должны были заехать саблей, и пока лошадь еще делала несколько прыжков по инерции, пока разворачивалась, я уже успевал прилично разорвать дистанцию. Не знаю, сколько бы продолжалось это безобразие, но вдруг я услышал тяжелый звук падения и отчаянное ржание. Когда я обернулся, бьющаяся в траве лошадь как раз поднялась на ноги и, слегка прихрамывая, ускакала, волоча за собой висящее на оборванной подпруге седло. Лучника видно не было. Я украдкой приблизился к месту падения. Из земли торчал полусгнивший скрытый травой изогнутый ствол черного дерева, о который, видимо, и споткнулась лошадь. Лучник лежал рядом, спиной вверх. И лицом тоже. Из потревоженного и частично вывернутого трухлявого ствола разбегались белые многоножки.

«Лучник-контрактник учгурской орды убит. Получено 13 000 опыта»

— Шею свернул, — сказал подошедший сзади Сакаяма. — Туда и дорога! А ты не так уж плох, вернемся в Камито, выпишу тебе пожизненный контракт на службу под моим началом, сделаем из тебя нормального солдата!

Я промолчал, мысленно содрогнувшись от такой перспективы.

Поднял лут — 24 золота. Плюс лук. Зеленый. С уроном 90–120, увеличивает скорострельность, красная пометка о том, что мой класс им пользоваться не может. Все равно взял — может, доживу до какого-нибудь аукциона, продам. Снял еще с убитого сапоги, потому что ботинки превратились в два заскорузлых кожаных мешка, надел трофей. Никаких дополнительных бонусов, ничего, сапоги даже не определяются никак, чай, не лут, а просто мародерство — но зато хоть сухие. Ботинки все же выкидывать не стал, а благоразумно засунул в инвентарь, и правильно сделал — не успел до дороги дойти, а сапоги и развалились. Никак не разберусь, что в этой игре — реальные вещи, а что — декорация, и как это вообще работает.

Остальные учгурцы валялись на дороге — Сакаяма хорошо порезвился.

И пара лошадей стоят смирно над трупами, остальные разбежались.

— Верхом дальше поедем, — сказал Сакаяма, — у этих сынов чахоточных ослов только рабы пешком ходят, без лошади ты для них и не человек вовсе.

— У меня навыка нет, — грустно сказал я, прыгая на одной ноге и пытаясь привязать к другой разваливающийся ботинок шнурками. Сакаяма поскреб пятачок грязными пальцами, потом порылся за пазухой, растер в ладонях длинную полоску цветной бумаги. «Получен бафф — навык „верховая езда“ на 12 часов»

— О! спасибо!

— Погодь. Личины надо принять.

— Какие личины?

Сакаяма поставил один из трупов стоймя, подперев его граблями. Потом вытащил из рукава зеленый переливчатый бутылек, щелкнул пробкой, плеснул между собой и телом — по воздуху потекло, заструилось словно бы прозрачное жидкое зеркало, перед которым свин крутанулся на пятке — и вот передо мной стоит приземистый усатый степняк, близнец покойного. Только хитрый свинячий прищур глаз остался прежним. «Багур, учгурский воин»

— Давай теперь ты. Тащи-ка сюда вон того, крайнего, он поцелее будет, безголовая личина нам не нужна.

* * *

— Ну, что, — спросил Сакаяма, нахлобучив на голову шапку с хвостом. — Приросла личина?

— Наверное. Я себя же со стороны не вижу.

— Считай, повезло, жалкое зрелище-то. Залезай на эту клячу и поехали.

— У вас стрела… эээ… сзади все еще торчит, — сказал я. — Ехать будет неудобно.

Сакаяма обернулся через плечо, ухватился за древко, торчащее из его филейной части, скривившись, вырвал стрелу и бросил на дорогу.

После чего не самым изящным способом вполз на лошадь, которую я для него придерживал, хорошо, что настоящие учгурцы в этот момент нас не видели. Я тоже кое-как взгромоздился на свою кобылу, сидеть на которой было довольно нервно и неловко — видимо, выданный Сакаямой бафф давал лишь самый стартовый уровень навыка.

А уж когда по свистку Сакаямы животные перешли на рысь, я проклял вообще все на свете. Первым делом я от тряски так заклацал зубами, что прикусил язык, потом я отбил себе вообще все, что можно отбить, потом попытался лечь на коня животом, быстро раскаялся в этом решении, потерял поводья, вцепился в луку седла, кое-как перекинул ноги и устроился на седле боком, чуть не упал, вернул все, как было, после пары особенно удачных подбрасываний взвыл и дальше уже ехал, строго стоя на стременах, отчего икры минут через двадцать превратились в очаги бесконечной боли.

Вот интересно, Сакаяма тоже трясся в седле, как мешок с навозом, но явных страданий ему это не причиняло… Почему так? Хотя у него, наверное, параметры такие, что он вообще боли не испытывает.

Снова залихватская трель свистка — и кони перешли на галоп. Я бросил поводья, вцепился в луку, обхватил лошадь ногами покрепче и чуть не уткнулся ей в шею.

Не, ну так вообще -то ехать терпимо, хотя бы не отбивает все, как на рыси.

Глава 11

Когда я привык к скачке настолько, что смог устроиться в седле чуть менее позорным манером и начать смотреть по сторонам, выяснилось, что смотреть тут особо и не на что. Учгур не радовал разнообразием пейзажей. Трава. Трава. Много травы. Сверху небо, снизу трава. В основном, желто-серая. А иногда серо-желтая. И небо. И Сакаяма, вид сзади. Над травой иногда вспархивали птицы, что-то вроде куропаток, вдали порой мелькали рыжие тени скачущих животных, похожих на небольших оленей, один раз я заметил на пыльном полотне дороги жирного сурка, сидящего на задних лапах и вглядывающегося вдаль.

О, бескрайний Учгур, рай для клаустрофоба! Чаша неба, перевернутая над кругом земли! Лично мне трудно понять, чем и кому может приглянуться такая игровая локация, в которой глазу не за что зацепиться, но ведь, наверное, и другим кажусь странным, например, я, когда часами сижу, пялясь в море.

Если жить в крошечной клетушке, ездить на работу в переполненном метро, работать в шумном офисе, иногда поглядывая в окно, где тысячи людей и машин снуют в беспрестанном движении — наверное, Учгур с его пустотой, простотой и свободой — это мечта. К тому же степь полна жизни, если, конечно, не нестись по ней галопом, а пробираться по этим травам медленно, почтительно и с любовью.

Ветер яростно шуршал бусинами, летящими вслед за моей шапкой, гул его сливался с шебуршанием пропеллера на макушке, гайка на пружинке периодически тюкала по уху, но соблазн содрать с башки назойливый головной убор я подавил. Не время и не место, тут, похоже, полно любителей шнырять у меня в голове, как по проспекту.

Останавливались мы всего один раз, Сакаяма любезно разрешил мне сделать чай и попотчевать его сушеным тунцом, но на все попытки завести светскую беседу отвечал зевками и предложениями заткнуться в присутствии старших по званию.

— И все-таки, мы же давно обогнали нашу армию и пробираемся вглубь вражеской территории — у нас же должна быть какая-то цель? Нет, я, знаю, «у самурая нет цели, есть только путь»…

— Это если этот твой самурай — совсем дурак. Все пропил, небось, и жене теперь врет что попало.

— Но я должен знать, что мне нужно делать! Вдруг я вас подведу?

— Вот как подведешь — так и посмотрим какого цвета у тебя кишки.

— Розового! Господин Сакаяма, вы хоть можете сказать, куда мы скачем? У меня друзья в армии остались, другие друзья — в плену у учгурцев, а я тут под видом кочевника среди сурков сижу неизвестно где! Сакаяма вздохнул, взял грабли и принялся энергично охаживать