когда спина непроизвольно выгибалась, когда горячие струи с нежной силой били глубоко внутрь ее тела, когда из уст вылетали хриплые непристойности — она и не представляла, что знает такие слова! — тогда, затихнув, и еще время от времени вздрагивая, целуя его теплую, родную ладонь, она смеялась над той маленькой девочкой, которая думала, что наивысшее наслаждение получают от струйки из душа. И каждый раз, проваливаясь в сон на мокрых от любовного пота простынях, она боялась, что все это может кончиться.

Ну, так оно, конечно же, и кончилось.

Все на свете кончается, и кончается неожиданно.

Она влетела после работы в квартиру, хотела крикнуть что-то веселое — и замерла. Ее любимый Ангел лежал в постели и лежал не один. В общем, не так уж и лежал. Сначала ей показалось, что он делает это с плоскогрудой тонкой девушкой, но сразу стало понятно, что это — мальчик. Совсем подросток. Маленький плачущий мальчик, которому было очень больно. А родное лицо Ангела искажала та же самая гримаса наслаждения, которая, она думала, принадлежит только ей. Значит, похолодела она, ему действительно все равно, с кем. Значит, этот маленький гаденыш доставляет ему точно такое же удовольствие, как и она. И эта ужасная истина оказалась настолько невыносимой, что она закричала, схватила стоявшую у постели тяжеленную вазу с цветами и изо всей силы ударила ей по голове этого маленького паршивца. А потом еще раз. И еще, не переставая кричать, пока ваза не разлетелась на куски. Везде валялись переломанные цветочные стебли, вода растеклась по постельному белью, почему-то она была красной, а Ангел, вскочив, отлетел к стене.

— Ты что натворила? — пробормотал он.

«Ничего себе! Это, оказывается, я натворила! — подумала она. — Это не он тут устроил бардак, это я натворила! Сейчас как тресну его!»

Она огляделась вокруг, ища, что бы еще такого тяжелого схватить, чтобы ударить его, сделать ему больно, прекрасно понимая, что так больно, как он сделал ей, она ему сделать не сможет.

— Ты что натворила?! — повторял он, сползая по стене на корточки, обхватив голову руками. — Ты что натворила?!

«Странно, а почему мальчик молчит? Не кричит, не убегает», — наконец сообразила она.

Мальчик лежал на постели, тоненький подросток с узкими бедрами. Только вместо головы у него был какой-то красный блин.

— Ты что натворила?! — выл Ангел, раскачиваясь на корточках. — Ты что натворила?!

«Подожди, — остановила она сама себя. — Это что же, я его покалечила, что ли?»

Она присмотрелась к любовнику своего Ангела. И еще до того, как осознала, что произошло, стало ясно, что жизнь ее в эту секунду закончилась. Если бы еще любимый так страшно не выл!

— Помолчи! — неожиданно для самой себя грубо крикнула она. И он замолчал, испуганно глядя на нее своими огромными глазищами с махровыми ресницами. У нее защемило внутри, как всегда, когда он смотрел на нее. «Надо бы извиниться», — подумала она, но тут же сообразила, как это унизительно будет выглядеть.

— Что будем делать теперь? — спросила тихо.

Он помотал головой.

— Не знаю.

У нее сильно болело внутри. Она не понимала, что болит, просто болело.

Какое-то время они молчали, глядя друг на друга. Потом она, собравшись с духом, спросила:

— Тебе действительно так необходимо трахать мальчиков? Неужели тебе нужен кто-то еще кроме меня?

Он кивнул.

— И что мы теперь будем делать? — снова спросила она. — Ладно, я сяду в тюрьму, — от этой мысли она вся задрожала, ей еще до конца не верилось, что это все по-настоящему. — Значит, надо вызывать полицию, да? Мне самой вызвать или ты позвонишь и скажешь: я тут мальчика одного соблазнил, а жена почему-то занервничала и начала безобразничать. Интересно, сколько дают за убийство в состоянии аффекта?

Он молчал.

Она тоже молчала, представляла себя в тюремной одежде, как она что-то ест руками из оловянной миски, что-то очень кинематографическое. Это они недавно смотрели сериал про женскую тюрьму, видимо, отложилось.

Тут он поднял на нее глаза — это снова был тот Ангел, которого она знала и любила: решительный, сильный, твердый.

— Прежде всего, никто ни в какую полицию не звонит. Парня этого несчастного закопаем в подвале. Постельное белье — туда же. Чтоб я от тебя ни про какую тюрьму больше не слышал, ясно?

Она почувствовала, что прямо сейчас разрыдается в голос и начнет выть, как самая простая деревенская баба. Впрочем, а кем она была-то?

— Его ж искать будут! — хотела она сказать, но не смогла — горло перехватило.

— Никто его искать не будет, — ответил он на незаданный вопрос. «Господи, у нас даже мысли общие!» — Никто нас вместе не видел. Никто и не знает, что он у нас в городе.

— Где ты его взял-то?

— Подвез по дороге. Путешественник, блин. Разговорились, я его пригласил перекусить, ну и…

— В гостиницу не могли пойти?

— Откуда ж я знал, что ты так рано вернешься?

— Так это я виновата?!

— Не начинай.

Действительно, что сейчас выяснять-то? Над хладным трупом случайного любовника мужа. Сюрреализм какой-то. Абсурд.

— Ты точно уверен, что не надо вызвать полицию? — спросила она на всякий случай. — Потому что если ты вызовешь ее сейчас, то я — убийца, а ты — свидетель. А если мы вместе попытаемся парня спрятать, то ты уже будешь соучастником.

— Значит, вместе будем сидеть! — спокойно сказал он и улыбнулся. Боже, как она любила эту его улыбку. Ну у кого есть еще такой муж?! Он готов ради нее пожертвовать свободой, карьерой, всем. Он думает в первую очередь о ней, а не о том, как бы выйти сухим из воды. Милый мой Ангел. Если бы не эта его непонятная страсть к мальчикам!

Они по очереди копали землю в подвале, Ангел сказал, что яму надо сделать поглубже. Будущей весной они зальют ее бетоном, тогда уж точно вообще ничего не будет видно. Вдвоем стащили тело вниз. Он, как настоящий мужчина, взялся за верхнюю часть, она бы не смогла смотреть на то, что сделала с головой парня. А так — шла себе, держа его за ноги и не глядя на труп. Не так, чтобы совсем легко, но в данной ситуации — лучший выход. Туда же в яму кинули постельное белье и продолговатый тугой рюкзак юноши, с которым он передвигался по стране. Вроде всё.

Потом они долго сидели за столом, выпили вдвоем бутылку виски, она достала вторую. Пили как воду, не пьянея, алкоголь только отуплял, но и это было спасением.

— Как же мы теперь жить