Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Засобирался, бросился в коридор. Столкнулся с нашим корпоративным юристом. Тот недовольно посмотрел. Пробормотав про срочные семейные проблемы, я выскочил из офиса и быстрым шагом направился к метро. Вспомнил про спортзал. Написал Артуру с вопросом: «Что делать, когда два дела накладываются друг на друга?» Получил алгоритм: «Переносить или отменять одно из них. Сообщить, извиниться и возместить ущерб человеку, чье дело ты не будешь делать вовремя. Если отношения тебе не важны – можешь так не делать. Имей в виду – большинство прекращает общаться именно из-за этого».
Я сразу же набрал Свету. Она ответила уже на втором гудке:
– Макс, привет! Все в силе? Я уже сумку принесла!
– Слушай, прости. Не уноси ее домой, оставь в офисе. Обязательно пойдем в понедельник. Расстроилась?
– Немного, если честно… Настроилась уже. Но ничего, бывает!
«Возместить ущерб, возместить ущерб», – лихорадочно думал я.
– Слушай, давай так. Понимаю, что я тебя подвел. Предлагаю загладить мою вину вкусным ужином в ресторане после занятий. Идет?
– Знаешь, идет. Очень по-мужски. Спасибо!
Мне был приятен такой ответ.
– До скорого тогда, пока! Зайду за тобой!
– Пока!
Пикнул телефон, от Артура пришли файлы.
В дороге стал очевидным один факт – женщины смотрели на меня с интересом, чего не было давно. Вернее, никогда. Всю жизнь успехи на любовном фронте мне давались настойчивостью, и чтобы на меня заглядывались, не припомню. Похоже, это опять оно – состояние, о котором говорил Артур. И женщины реагируют на него.
Я словно начал жить. Пусть неловко, прогуливая работу, застревая в дверях метро, таская старый хлам по ночам, с бессонной ночью и кошмарами, но начал же!
На вокзале кассирша отчитала школьницу за нерасторопность, улыбнулась мне, стрельнула глазами и предложила купить билет не на электричку, а на поезд-экспресс.
– Он будет дешевле, быстрее и уютнее. Даже есть вагон-ресторан, – пояснила она, поигрывая локоном.
– На него, наверное, очередь, и мне нужно встать в лист ожидания? – наигранно серьезно сказал я.
– Отнюдь, – возразила кассирша со смехом, – все привыкли верить, что чем хуже, тем дешевле. Поэтому берут билеты на электричку, а поезд ходит пустой.
– Мне подходит! – обрадовался я. – Как раз хочется сейчас побыть одному.
Направился к поезду и задумался, прислушиваясь к себе. Мне действительно захотелось одиночества. Раньше я пытался заполнить все свободное время. Особо не важно, чем. Чем угодно, только бы не оставаться наедине со своими мыслями. Сейчас же, напротив, я уже два дня не знал, что происходит в стране и мире, и меня это особо не волновало. То, что внутри меня, стало более ценным. Телу от этого хорошо. Оно платило мне приподнятым настроением, энергией и тонусом.
Я зашел в вагон, отчего-то обратился к строгому усатому вагоновожатому, сделав комплимент его новой синей фирменной форме. Тот расплылся в улыбке и пожелал мне хорошего пути, посоветовав отведать дагестанский коньяк в вагоне-ресторане.
Я последовал его совету. В ресторане было пусто. Он больше походил на бистро: несколько барных мягких стульев, холодильник с мороженным, но официантка-кассир в белой накрахмаленной рубашке придавала месту лоска.
– Налейте мне вашего знаменитого дагестанского коньяка! – бодро произнес я девушке.
Та серьезно кивнула и на глаз плеснула ароматный напиток карамельного цвета в бокал.
– Шоколадку вам предложить? – уточнила она деловым тоном.
– Конечно, предлагайте! Чего же вы ждете? – театрально возмутился я.
Та ухмыльнулась и достала из-под прилавка плитку «Особого».
– То, что надо! – обрадовался я. – Как в детстве.
Девушка уже улыбалась вовсю:
– Хорошенькое у вас было детство. Коньячок с шоколадкой.
Сам обрадовавшись удачной шутке, я взял покупку и сел напротив окна.
Поезд тронулся. В груди защемило. Деда с бабкой нет девятый год. Я обещал себе ездить на могилу каждую годовщину, но не был ни разу. Отпил коньяк, оказавшийся терпким и жгучим, зашелестел фольгой. Вкус у плитки не изменился – такой же дурной. Но остановиться, пока все не съешь, как и раньше, невозможно.
Выпил еще. Настроение улучшилось. Свет засветил теплее, а окна домов, проплывающих мимо, стали дружелюбными.
Я достал телефон и загрузил файлы Артура. Попросил ручку с бумагой, предполагая, что упражнения опять будут.
Ловушка ума № 2.
Быть безупречным
Так уж вышло, что мы привыкли выглядеть «белыми и пушистыми», словно крылья за спиной растут, да нимб над головой летает. Такие идеальные и безгрешные, что впору по воде ходить. Мы стремимся сохранить лицо и произвести приятное впечатление даже там, где это уместно-то с трудом.
Мы находимся в образе постоянно, если рядом есть хоть один человек. К сожалению, нас такими вырастили. За редким исключением малыша все семейство использует как витрину. Большинство родительских «поучений» имело место быть только потому, что в голове у них крутилось: «Что о нас люди подумают?» Им важно произвести положительное впечатление, поэтому ребенок очень многое «должен» с самых пеленок.
Проводилось исследование, которое открыло страшную вещь: еще в три года дети ведут себя естественно, независимо от того, есть взрослые рядом или нет. Уже через два года ситуация кардинально меняется: ребенок ведет себя по-разному! Как только на горизонте появляются родители, поведение детей становится скованным, неестественным. Причина проста: всем нам очень нужна любовь, а если вести себя «неправильно», то родители лишат ее. Нас приучают с раннего детства к тому, что, если вести себя не так, как хотят этого другие, останешься без любви.
Отвратительнейшая мера воспитания, которая, тем не менее, стара как мир. Кстати, в фашистской Германии проводилось еще более страшное исследование, основанное опять же на лишении детей любви. Детей кормили, поили и полностью поддерживали их жизнедеятельность в физическом смысле. Но держали в отдельном помещении, не брали на руки, не разговаривали с ними, не проявляли к ним духовной заботы. Эксперимент ставился для того, чтобы понять, насколько такие дети будут отставать в развитии, но оказался неудачным. Ни один малыш не выжил.
К горлу подкатил комок, во рту стало горько. Я вышел в тамбур, покурил, выдувая в щелочку, вспоминая свое детство, наполненное подобными ситуациями, вернулся к чтению.
С раннего детства ты быстро намотал себе на ус, что такой, какой есть, ты не нужен даже самым близким людям. Тебе стало ясно: притворяйся, иначе тебя никто не будет любить. А как можно жить без любви? Мы же ее непосредственный продукт.