Только после того, как лакей ушел, Амелия спохватилась, что ее дорожные дневники разбросаны как попало. Она поспешно начала укладывать их стопкой.

– Что вы делаете, моя дорогая? – спросила миссис Харрис.

– Просто навожу порядок.

Не могла же она сказать, что дневники в данном случае способны подтвердить наличие у нее мозгов. Миссис Харрис не одобрила бы подобный маскарад и сочла бы его недопустимым кокетством.

– Он и не заметит беспорядка, ведь он мужчина, – рассмеялась миссис Харрис.

Амелия не успела убрать свои дневники, как появился Джон и объявил о приходе визитера. В комнату вошел майор Уинтер.

Сердце у Амелии так и подпрыгнуло. Господи, да таких привлекательных мужчин вообще нельзя пускать в общество. Это просто нечестно.

– Доброе утро, майор.

Амелия подошла поближе, чтобы отвлечь его внимание от письменного стола.

– Доброе утро, мэм. – Он слегка наклонил голову, затем повернулся к миссис Харрис. – Вы обе выглядите прекрасно.

– Вы тоже, майор, – произнесла Амелия.

Более чем прекрасно, будь он проклят! К его наружности дерзкого корсара утренний темно-коричневый сюртук, замшевые бриджи для верховой езды и начищенные до блеска высокие сапоги шли ничуть не меньше, чем вчерашняя униформа. Обшаривая давеча его шкаф, она видела этот его, безусловно, лучший костюм, если не считать военной формы. Она могла бы чувствовать себя польщенной... если это не было его очередной стратегической уловкой во имя того, чтобы получить от нее нужные сведения. И Амелия спросила резко:

– Что вынудило вас прийти в столь неподходящий час?

Миссис Харрис явно удивилась грубому тону вопроса.

– Что же в нем неподходящего? – протянул Лукас. – Я встал на заре.

– Возможно, и так, но в Лондоне никто не является с визитом ранее полудня.

– Я не знал, что вы, англичане, такие лежебоки.

– Миссис Харрис и я на ногах, как видите. Но мы просто не готовы принимать визитеров. Запомните это на будущее.

– Непременно постараюсь, – процедил он сквозь зубы.

Явно Лукас не привык, чтобы им командовали.

Амелия скрыла усмешку. Она заставит его жестоко раскаяться, если он посмеет спорить с дочерью графа Тови. Указывая на его саблю в ножнах, она сказала;

– Мне кажется, мы с вами вчера договорились о том, что вы не станете появляться вооруженным в светской обстановке.

Он опустил руку на эфес.

– Но ведь я обещал показать вам свою мамелюкскую саблю.

Неожиданная дрожь пробежала по телу Амелии. Все верно, негодяй принес вещь, которая непременно возбудит ее любопытство. Но это еще не значит, что она упадет в обмороке к его ногам.

– Как это любезно с вашей стороны, – произнесла она холодно, но тут же поспешно бросилась освобождать место для сабли на столе, за которым продолжала поглощать свой завтрак миссис Харрис. – Положите саблю сюда, чтобы я могла ее разглядеть получше.

Он так и сделал, вынув саблю из ножен и положив на стол. Чувствуя, что сердце у нее словно переместилось в горло, Амелия тщательно осмотрела ее, рисуя в воображении Лукаса, орудующего саблей в бою. Изогнутая рукоять из позолоченной меди так и сияла даже в неярком свете туманного утра.

Однако Амелию больше всего занимал сам клинок.

– Что это такое? – спросила она, указывая на черные символические знаки в восточном стиле, врезанные в металл почти по всей трехфутовойдлине закаленного клинка.

– Я не знаю, каков смысл их всех, но вот это – звезда Дамаска, – Он тронул пальцем шестиконечную звезду. – Дамасские оружейники ставят на своих изделиях два соединенных треугольника, знак своей гильдии.

– Можно мне потрогать эти символы? – спросила Амелия.

– Осторожней, дорогая, – призвала ее к благоразумию миссис Харрис с другого конца стола.

– Да, – присоединился к компаньонке Лукас, – не порежьтесь, сабля действующая.

–Я уверена, что она хорошо поработала. – Об этом свидетельствовали многочисленные зарубки на клинке, и Амелия потрогала одну из них. – Вы брали ее с собой в Дерну?

– Нет. Мое правительство предпочло оставить мамелюков напоследок.

– Все это так удивительно. – Амелия осторожно, едва прикасаясь к клинку, провела вдоль по нему пальцами. – Вы содержите ваше оружие в отличном состоянии, майор Уинтер.

– Стараюсь, как могу.

Голос Лукаса прозвучал сдавленно. Амелия подняла на него глаза и заметила, что он как-то очень уж внимательно следит за движениями ее руки по клинку – от рукояти к острию, потом обратно. Что это с ним? Ведь не может она обрезаться, просто дотрагиваясь до металла. Если судить по выражению лица майора, можно подумать, будто сабля – живое существо.

«Потом нам было велено ласкать тот «меч» сначала руками, а после губами...»

Но он же не... воображает, будто она...

Амелия хотела было отдернуть руку, но удержалась. В книжке о гареме говорилось, что мужчина чувствует себя неловко, если он возбужден. Бог свидетель, ей очень хотелось, чтобы майор чувствовал себя именно так.

Амелия продолжала водить рукой по клинку, но теперь уже как бы лаская его.

– Он и вправду великолепный! – с чувством произнесла она.

Лукас выпрямился, на его скулах задвигались желваки.

– Я никогда не видела более прекрасной работы.

Донельзя довольная результатом своего эксперимента, Амелия провела еще несколько раз рукой по клинку. Майор протянул руку с явной целью удержать ее от опасной шалости.

– Вы можете поранить себя. Клинок очень острый.

– В этом нет сомнения, – согласилась Амелия и убрала руку, но лишь для того, чтобы ухватиться за рукоять сабли.

Негромкий, но все же слышный стон майора вызвал у Амелии желание испустить радостный вопль. Она погладила рукоять и спросила:

– Вы бы позволили мне начистить ее до блеска? Взгляды их пересеклись, и огонь в глазах Лукаса вынудил Амелию замолчать.

– Начистить до блеска? – хрипло переспросил он. – Мой... клинок?

– Да. Я была бы очень осторожна и не нажимала бы слишком сильно. – Она мило улыбнулась, хотя горящий взгляд Уинтера почти лишал ее возможности дышать. – Сомневаюсь, что могла бы его повредить, он такой твердый.

– Вы даже не представляете насколько.

Не спросив разрешения, Лукас с несколько чопорным видом опустился на стул и придвинул его к столу.

Амелия не преминула воспользоваться случаем и сделала ему замечание:

– Майор Уинтер, садиться, пока хотя бы одна из дам стоит, невежливо.

– Вы не вправе обижаться на джентльмена, Амелия, – вмешалась в разговор миссис Харрис. – Ведь вы так долго продержали бедняжку на ногах после его утомительной верховой поездки.