— Тоже нет алиби?

— Хуже! Я честно рассказала майору, что Тошик всю ночь был дома и спал, как котик. Но мне не верят! И все потому, что отыскался — как это называется?.. — ах да, мотив.

Нелли Ивановна достала из кармашка ослепительный платочек. Она сцедила в него слезу, выкатившуюся из левого глаза, и при этом продолжала улыбаться дрожащими губами.

Самоварову стало очень жаль ее. Он спросил:

— Что за мотив такой? Ваш сын знал убитого?

— Конечно же нет! Его никто не знал. Но какая-то дрянь из группы… Ах, как некстати подвернулось это убийство! Как нарочно! Я мать! Я сама почти год не нахожу себе места. Я вам все-все сейчас расскажу!

Самоваров приготовился слушать.

— Видите ли, у Тошика роман с женой Карасевича, — горестно сообщила Нелли Ивановна. — Она много старше, раскованная, чувственная женщина. В общем, вы ведь знаете, как это бывает!

Самоваров понимающе кивнул.

— Как бы я хотела, чтоб у него была хорошая девушка его возраста, а не эта бывалая сте… простите, особа… Но что случилось, то случилось. И вот какая-то дрянь из группы (вы ведь знаете эти творческие коллективы — все прекрасные люди, но, вместе взятые, почему-то образуют гадюшник)… какая-то дрянь напела майору, что жена Карасевича бросила Тошика и теперь он бесится от ревности. Вот, мол, поэтому и бросился с ножом на соперника. Того, что нашли в павильоне…

— Значит, это жена Карасевича знала убитого?

— Конечно нет! Его никто не знал!

Самоваров совсем запутался.

— Так почему же говорят, что ваш сын бросился на человека, которого никто никогда не видел и не знал? — удивился он.

— Потому что какая-то дрянь из группы напела майору про ревность! Теперь вы и сами видите, что это абсурд! — обрадовалась Нелли Ивановна.

Рассказ несчастной матери совершенно не вязался с методами работы Железного Стаса. Самоваров только пожал плечами:

— Не мог майор пойти на поводу у сплетников. На него это не похоже. Тут что-то не так.

— Как же не так, если Тошик каждый день мучается, дает показания! Ведь какая-то дрянь из группы к тому же напела… Хорошо, допустим, это как раз похоже на правду — жена Карасевича имеет кучу любовников, всех их в лицо никто не знает, так что и этот, покойный, мог быть из них. Но что Тоша, который спал всю ночь, как котик, вдруг вскочил с постели и побежал кого-то резать? Что за чушь? Вы ведь Тошу видели. Скажите, в состоянии он убить кого-нибудь?

Тоша, несмотря на ангельское румяное лицо, был и ростом высок, и в плечах широк. Сил у него хватило бы на многое. Влюбленные мальчики чего только не творят от отчаяния!

Однако никакого отчаяния в Тошике Самоваров вчера не приметил.

— Кушайте пироги! — всхлипнула Нелли Ивановна. — Если Тошика посадят ни за что…

— Да не посадят! Новиков прекрасный профессионал и честный человек.

— Все-таки поговорите с ним о Тошике! Обещайте мне!

Самоваров стал отказываться:

— Как я могу обещать такие вещи? Вашего Тошика я вчера видел впервые в жизни. В конце концов, существует тайна следствия, и я не имею никакого права в нее лезть…

— Это все ерунда, — убежденно сказала Нелли Ивановна. — Я мать! Я всюду могу лезть! Да и вы можете провести частное расследование, — я читала, как это делается. Вы найдете какие-нибудь доказательства — окурки и все такое прочее — и докажете, что Тошик спал дома.

— Как котик?

— Да! И не возвращался в этот чертов павильон. Я готова на любые расходы!

— Вы не по адресу обратились. Существуют частные сыскные агентства. Они работают по лицензии, а я никакого права не имею браться за подобные дела, — решительно сказал Самоваров.

Он начинал сердиться. Проблемы Тошика, из-за которых его снова оторвали от работы, ему порядком надоели.

— К чему мне лицензия? — отмахнулась Нелли Ивановна. — Главное, Тошик почувствовал к вам доверие. А я…

Она метнулась к своей сумке и достала оттуда бутылку армянского коньяка. Тут уж Самоваров не стерпел:

— Да что вы в самом деле!

— Это хороший коньяк, не паленый, — обиделась Нелли Ивановна.

— Я и не говорю, что он паленый. Но поймите: я не сыщик и подношений не беру.

— Этот коньяк мне ничего не стоил! В нашей клинике все услуги платные, недешевые, но пациенты все равно норовят подсунуть подарок. Как ни отпираешься, обязательно всучат, а то в регистратуре оставят. Мне цветы несут, коробки конфет, а мужчинам — коньяк. У нас все шкафы коньяком забиты. Два доктора даже спились на моих глазах. Один теперь умер, другой бомжует где-то. Так что не отказывайтесь!

Самоваров отодвинулся подальше от блюда с пирогами и коньяка:

— Я ничего этого не возьму!

— Вы знаете, я тоже, как и Тошик, сразу почувствовала к вам расположение. Я верю в вас! — как ни в чем не бывало продолжила Нелли Ивановна. — И верю, вы нам поможете. Я мать! Я сама все время думаю об этом покойнике. Вот скажите мне, куда подевался Карасевич?

— Откуда я знаю? Его ищут, — отмахнулся Самоваров.

— Плохо ищут, как всегда у нас. Не найдут, попомните мое слово! И вот что я думаю: а не убил ли сам Карасевич этого мужчину из павильона? А потом сбежал.

— За что убил? Тоже из ревности?

— Какая там ревность! Он и его жена — совершенно противоестественная парочка. Они слишком свободны, слишком доверяют друг другу, так что совершенно непонятно, кто из них с кем живет, почему и где. Это не семья! Недаром у них нет детей. Но за что Карасевич убил мужчину в павильоне, я все-таки придумать не могу. Этим должен заниматься майор Новиков вместо того, чтобы мучить Тошика. Вы так ему и скажите! Скажите твердо, даже жестко. Я мать! Мы с вами будем бороться!

Вступать в борьбу со Стасом Новиковым Самоваров не собирался. Однако ни коньяк, ни пироги вернуть в сумку Нелли Ивановны он не сумел. Для этого пришлось бы подраться с убитой горем матерью.

После ее ухода Самоваров долго не мог приняться за работу. Уже два дня ему морочат голову каким-то глупым кудрявым мальчишкой! Он ругал себя за излишнюю деликатность — надо было просто на глазах Нелли Ивановны выкинуть ее подношения в окошко. Тогда бы она унялась! Теперь швыряться пирогами было уже поздно, и Самоваров позвонил Стасу Новикову.

Последнее время он виделся со Стасом нечасто. Дружили они давно, с тех самых пор, как вместе учились в школе милиции. Нелли Ивановна, подобно многим другим, считала майора Новикова монстром — Железный Стас любил напустить на себя суровый вид. Он находил, что это дисциплинирует окружающих. Но за маской мрачного мизантропа скрывался…

Ерунда, ни от кого Стас скрываться и не думал! Создатели книг и фильмов почему-то внушили публике, что грубоватость несокрушимых героев — лишь броня, маска, а за ней прячется застенчивая нежность. Возможно, где-то и водятся такие двуличные молодцы, но Самоварову они не попадались. Вот и майор Новиков в душе не был ни мягким, ни ранимым, ни трепетным. Нет, мужественные люди обычно не страдают раздвоением личности! Железный Стас был строг, тверд и безжалостно справедлив всегда и ко всем без исключения. Он столько на своем сыщицком веку повидал дрянных людей, что именно их и считал типичными представителями человеческого рода. Хороших людей он очень ценил. Среди приятелей он знал их наперечет и потому был надежным другом.