к себе, и к искусству относится очень серьезно. Никто этого, конечно, не запрещал, но не надо забывать оставлять заднюю дверь открытой. То есть быть серьезным, но со спущенными штанами.

Шила (смеясь). Или поскользнувшись на банановой кожуре.

Марго. Знаешь, я не понимала, что на банановой кожуре нельзя поскользнуться, если только она не сгнившая. Ровно это случилось со мной.

Шила. Она лежала склизкой стороной книзу?

Марго. Она была абсолютно черная, поэтому сказать сложно.

Шила (смеясь). А что насчет Джексона Поллока?

Марго. Не, не смешной.

Шила. Марк Ротко?

Марго. Ну, в каком-то смысле все эти чуваки смешные – мне бы и одного из них хватило.

После ужина мы вернулись на «Скоуп» и прибыли как раз тогда, когда ярмарка закрывалась. Высокий, красивый и совершенно отрешенный азиатский мужчина беззаботно возил за собой капусту на поводке, прогуливаясь из зала в зал. Люди замечали его, но никому не было до него никакого дела. Так как уже выключали свет, мы шли через все стенды супербыстро: «Так, это мне нравится… это полный отстой… это не нравится… вообще никак…» – и вышли в ночь на улицу, коротко поздоровавшись с нашей общей знакомой – бледной, тощей, светловолосой дилеркой из Челси.

Покинув шатер, Марго затряслась в приступе ярости. «Ну естественно! С тобой она целуется, а со мной нет. Коннектикут! Все эти сучки из Коннектикута ненавидят меня!» Чтобы она поскорее успокоилась, я попросила ее прочесть мне стихотворение Мэтта Кука – я знала, что это было ее любимое американское стихотворение.

«Ну давай. Джеймс Джойс…» – начала я.

Марго (вздыхая).

Джеймс Джойс

Он был тупой

Он не знал столько, сколько знаю я

Я лучше брошу севшие батарейки в коров

Чем сяду его читать

Всё было отлично

Пока не появился он

Он разжег гражданскую войну

Он попытался ввязать в это французов

Но они не послушали его

Они на отвал накормили его десертами

Он говорил о великих боксерах

Родом из Ирландии

Как будто он их сам натренировал

Потом он стал зачитывать свои сочинения

Хоть мы и сказали ему убираться

Он заговорил об ирландском картофельном голоде

Мы сказали: «Всё в порядке с твоей картошкой.

Разберись с этим как-нибудь сам».

Он в ответ: «Америке необходимо принять метрическую систему.

Так будет в сто раз логичнее». Мы ему: «Ни в коем случае!

Наша мера – король всех мер. Убирайся!»

Томас Джефферсон послушал и сказал: «Все мерят по тому царю, которого заслужили».

Шила. А ты еще какие-нибудь стихи наизусть знаешь?

Марго. Неа.

Мы присели на тротуар и прождали такси целых сорок пять минут. Нас отвезли на пляж, где мэрия города устроила концерт группы Peaches. Я вытащила свой диктофон – Марго бросила на него взгляд, – и мы начали обсуждать ее ожидания от этой ярмарки. Я не могла понять, как можно стать известным в таком месте, где представлены тысячи художников и галерей, где искусство вынуждено говорить само за себя, выставленное, как упаковки хлопьев на полке в супермаркете, только вообще без слов. Для меня художники и их творения уже начали сливаться в кашу, и я предположила, что мы, наверное, еще не видели никого по-настоящему великого.

Марго. Нет, ну ты чего, конечно же, здесь есть по-настоящему великие художники. Но это сложно разглядеть! Например, если бы у Такаси Мураками здесь была только одна из его скульптур, ты бы не смогла понять, насколько это крутое искусство.

Шила. Думаешь, не смогла бы?

Марго. Точно бы не смогла. А ведь мы обе с тобой читали о нем подробные статьи. То есть, конечно, если бы ты в принципе увидела всего одно произведение Такаси Мураками, но мы знаем море нюансов его творчества из статей и прочего контекста, да и в прошлом мы уже видели его работы. А здесь ведь столько молодых художников пытаются показать всё сразу в один присест!

Шила. То есть смысл ярмарок не в том, чтобы решить, кто самый лучший художник?

Марго. Нет, вовсе нет. Вообще-вообще нет. Это возможность впустить в этот мир молодых художников. Маленькие галереи. Не знаю, что еще. Но это не всё.

Шила. Если ты думаешь, что поездка на ярмарку искусства и несколько фотографий в фотобудке сделают тебя известной, – ты ошибаешься.

Марго. Но никто так вовсе не думает!

Шила. Хмм. Я бы так думала, если бы я приехала сюда, будучи художницей.

Потом мы пошли на концерт и поссорились, когда я сказала Марго: «То искусство, которое тебе нравится, не дотягивает до хорошего». Обе в плохом настроении, мы встретились с ее агентом и поплелись под дождем искать где бы поесть. Мы нашли какую-то пиццерию и сели у окна. Марго заказала кусок гавайской пиццы. Пока мы ели, в пиццерию вошли парень с девушкой, лет двадцати, очевидно из арт-тусовки. Они направились прямиком к Марго.

– Вы Марго Уильямсон? – с интересом спросила девушка.

– Да, – ответила Марго.

– О боже, я обожаю ваши картины! Я их видела в интернете!

Мы удивленно переглянулись.

Молодой человек добавил: «Мы с вами встречались на ярмарке искусства в Лос-Анджелесе! Я тоже художник».

Пока они говорили о работах Марго, я вспомнила, как она сделала видео на песню нашего друга Райана, которую он написал для своей группы Tomboyfriend. Она выложила видео на Ютьюб, и какой-то пользователь, по всей видимости из Афганистана, назвался фанатом. Планируя первый концерт группы, Марго подобрала такое название: «Популярные в Афганистане».

Той ночью, вернувшись в отель, мы с Марго лежали в кровати и смотрели, как на экране моего ноутбука богатая наследница дрочила своему бойфренду. Казалось, ей это очень нравилось; по крайней мере, сомневаться не приходилось. Но потом у нее зазвонил мобильный, она отпустила член, перевалилась на другой конец кровати и ответила на звонок с намного более убедительным энтузиазмом, чем во время ласки. Ее бойфренд уже начинал хмуриться и сердиться. Через пятнадцать секунд он сказал ей: «Харе уже болтать». Она обменялась по телефону еще парой фраз, потом повесила трубку и вернулась к тому, на чем прервалась.

Она была очень странным персонажем, словно возникшим в ночи, как бледно-серое видение. Ее глаза мерцали, подобно кошачьим зрачкам. Наблюдая за ней, я чувствовала некоторую родственную связь между нами; она тоже была белой девушкой, проживающей жизнь нагишом. Я тихонько сказала себе: «Вспомни всех не шибко умных – как и ты – героев самых разных времен, у кого